РОССИЙСКАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ: ПРЕДЕЛЫ РАЦИОНАЛЬНОСТИ

Сергей Магарил,
ф-т Социологии РГГУ

«Самые благотворные усилия политических
перемен нередко сопровождаемы неудачами,
когда образование гражданское не предуготовило
к ним разум».

М.Сперанский

Интеллигенция – это слово не точно;
значит не то, что хочет обозначать.
Почему бы не остановится на старом и привычном понятии «образованный человек».

В.Ключевский

(«Об интеллигенции // Неопубликованные произведения. Наука. М., 1983. С. 299).

Социально-экономическое неблагополучие массовой российской интеллигенции, ставшее доминантой ее существования в ХХ – начале XXI вв., вызывает необходимость попытаться понять его причины. Как известно, российская интеллигенция дважды в течение одного столетия была инициатором масштабных социальных сдвигов. Как утверждал первый русский Нобелевский лауреат И.Павлов: «Судьбу наций определяет ум интеллигентский». Это вынуждает признать: какова интеллигенция, таково и государство[1] каково государство – такова и судьба народа. Представляется, что для будущего России основополагающей является именно проблема интеллигенции, претендующей на роль национальной социокультурной элиты, носителя национального интеллекта, гуманистических ценностей и идеалов. Указанное со всей определенностью ставит вопрос: какое влияние на социально-властные отношения современной России оказывает общественно-гуманитарное знание и его носители?

1. Хотели – как лучше

Предреволюционная генерация образованного сословия России была инициатором и одним из активнейших участников социальной трансформации 1917 – 1921 гг., результатом которой стал переход общества от «русской модели капитализма» к модели «советского социализма». В ходе острейшего социального конфликта значительная часть российской интеллигенции погибла; часть – эмигрировала. Оставшаяся в России интеллигенция, впоследствии была либо репрессирована, либо вытеснена на социальную обочину, маргинализована и обращена в аутсайдеров.

Действительность оказалась бесконечно далека от ожиданий образованного сословия России, как в начале, так и в конце ХХ в. Приведенные соображения свидетельствуют: базовые представления отечественной интеллигенции о российском социуме, фундаментально не соответствуют реальным закономерностям существования и исторического движения этого социума. В числе основных причин:

- 700-летнее опоздание России, по сравнению с Европой, с созданием университетского образования – национальной школы рационального знания и рационально-критического мышления. Это повлекло за собой существенное отставание, в т.ч. в области социальных наук от потребностей развития общества;[2]

- Препятствия, чинимые имперскими властями в наращивании рационально-критического социального знания;[3]

- Стремление советского режима подчинить общественно-гуманитарные науки социальному прожектерству, ограничить их роль апологетикой очередных утопий советской власти.

2. Представления дореволюционной интеллигенции

В качестве примеров характерных неадекватных воззрений дореволюционной интеллигенции, делавшей ставку на революцию, могут быть названы представления:

- О русском народе, как народе едином, не несущим в себе глубочайший социокультурный, а потому исторический (стадиальный) раскол на незначительное модернизированное меньшинство и подавляющее архаичное большинство[4]

- О том, что народ, разделенный на слои, обладающие столь различным социокультурным потенциалом адаптации, способен развиваться в едином историческом темпе

- О возможности продуктивного переноса в архаический, в своей основе, социум России, европейской теории марксизма; теории, отражающей реалии общества, построенного на иных социокультурных основаниях и существенно опередившего Россию в развитии

- О русском народе, как народе богоносце, глубоко и искренне приверженном православию, носителе высокой нравственности и духовности. Впоследствии, реально столкнувшись с целым рядом «коренных исторических черт, психологических комплексов, утопий и пр. русского человека», интеллигенции пришлось сполна убедиться в «невысоком моральном квалитете русского народа»[5]

- О народе, неспособном на инверсионный, исторически мгновенный отказ от 900-летнего православия, усвоенного, как оказалось, лишь на уровне обрядоверия и ритуала (Н.Бердяев)

- Заблуждения, согласно которым общество предельно неразвитого правосознания, способно разрешать масштабные социальные конфликты цивилизованным правовым способом, избежав в ходе революции массового насилия

- О том, что население, в составе которого десятки миллионов неграмотных крестьян, не имевших ни малейшего представления о демократии, население, в котором доля образованных людей не превышала 3-4 %, - способно существовать в рамках демократии, придерживаясь ее норм в своей повседневной жизни

- Представление о том, что в ходе революции будут сохранены и продолжат исправно функционировать важнейшие системы жизнеобеспечения, а интеллигенция сохранит свой жизненный уклад и относительно комфортное существование

- Уверенность в том, что образованные группы знают (правильно понимают) нужды многомиллионного крестьянства и способы удовлетворить эти интересы

- Заблуждение, согласно которому образованное сословие способно политически вести за собой озлобленное, невежественное, крестьянское, в своей основе, население и контролировать развитие событий. Действительно, в годы революции и гражданской войны организационно-идеологическое ядро всех противоборствующих сил составили именно группы интеллигенции. Но как различны были их общественные идеалы: неограниченное самодержавие, конституционная монархия, буржуазно-демократическая республика и, наконец, диктатура пролетариата.

Закономерно, что имея столь далекие от реалий представления, российская интеллигенция оказалась неспособна предвидеть последствия чаемой революции, а также то, как эта революция отразится на судьбе самой интеллигенции. При этом предостережения, и далеко не единичные, услышаны не были:

- Маркс: «Настанет русский 1793 год; господство террора этих полуазиатских крепостных будет невиданным в истории, но оно явится вторым поворотным пунктом в истории России».[6]

- Герцен: «Две разные России… община и дворянство, более ста лет противостоящие друг другу и друг друга не понимавшие. Одна Русь – утонченная, придворная, военная, тяготеющая к центру – окружает трон, презирая и эксплуатируя другую. Другая – земледельческая, разобщенная, деревенская, крестьянская, находится вне закона».[17]

- Бакунин, в 1873 году, полемизируя с Марксом и Лавровым, предвидел диктатуру «аристократов интеллигенции»: главный порок ученого - «это превозношение своего знания, своего собственного ума и презрение ко всем незнающим. Дайте ему управление, и он сделается самым несносным тираном… Быть рабами педантов – что за судьба для человечества! Дайте им полную волю, они станут делать над человеческим обществом те же опыты, какие ради пользы науки делают теперь над кроликами, кошками и собаками»

- Кавелин: «Администрация царской власти заслонила и оттеснила эту самую власть на второй план и взяла самодержавие в свои руки». Засилье бюрократии связано с отсутствием самостоятельной церкви, подлинной аристократии и незначительной долей городского сословия. Однако решающее влияние оказывало невежество народа, «огромная, несметная масса мужиков, не знающих грамоте, не имеющих даже зачатков религиозного и нравственного наставления».[8]

- Ключевский: «Из древней и новой России вышли не два смежных периода нашей истории, а два враждебных склада и направления нашей жизни, разделившие силы русского общества и обратившие их на борьбу друг с другом вместо того, чтобы заставить их дружно бороться с трудностями своего положения».[10]

«Средства западно-европейской культуры, попадая в руки тонких слоев общества, обращались на их охрану… усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплуатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе. Главная доля вины – на бессмысленном управлении»[10]

- В начале ХХ в. русский философ В.Соловьев писал: «...русский народ... находится в крайне печальном состоянии, он болен, разорен, деморализован. И вот мы узнаем, что он в лице своей интеллигенции хотя и не может считаться формально умалишенным, однако одержим ложными идеями, граничащими с манией величия и манией вражды на всех и каждого. Равнодушный к своей действительной пользе и действительному вреду, он воображает несуществующие опасности и основывает на них самые нелепые предположения. Ему кажется, что все соседи его обижают, недостаточно преклоняются перед его величием и всячески против него злоумышляют. Если несчастный... останется при своей мании, то ни деньги, ни лекарства не помогут».[11]

- Гершензон: «Сказать, что народ нас не понимает и ненавидит, значит не все сказать… Он ненавидит нас страстно, вероятно с бессознательным мистическим ужасом… Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна своими штыками и тюрьмами еще ограждает нас от ярости народной».[12]

- Плеханов: «Русская истории еще не смолола той муки, из которой будет испечен в России пшеничный пирог социализма».

Не обладая должным объемом социо-гуманитарных знаний, не желая прислушаться к голосам своих более дальновидных современников, немалая часть русской дореволюционной интеллигенции торопила революционные события. Этому немало содействовала тупая, самонадеянная бюрократия Российской Империи, искренне не понимавшая, что ее политика ведет Россию к социальной катастрофе, а ее саму – в небытие.[13] Предупреждения дальновидных чиновников игнорировались. Статс-секретарь П.Дурново предостерегал императора Николая II от вступления в Первую мировую войну: «Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».[14] Исторический финал известен.

В период Гражданской войны организационно-идеологическим ядром противоборствующих сил, будь то сторонники самодержавия, конституционной монархии, буржуазной республики или диктатуры пролетариата - выступали образованные группы – российская интеллигенция. Размышляя о роли интеллигенции в русской революции, один из весьма уравновешенных современников - Ф.Степун полагал, что «если бы эта роль была меньше, если бы революция ограничилась выражением и защитою реальных хозяйственных нужд русского народа, то она вылилась бы в совершенно иные формы…

Мужику она даровала бы землю, пролетарию – восьмичасовой рабочий день и книжку сберегательной кассы, молодой буржуазии – руководящую политическую роль, дворянству - грустные воспоминания в поэтически-разваливающихся усадьбах. Всем же гражданам купно - равенство перед нелицеприятным законом и полную серию законных свобод. Ни одной копейки не истратила бы на разжигание «мирового костра», на котором, как в том все больше и больше убеждаются большевики, «каши не сваришь», но того гляди сам сгоришь.

Но в том-то и дело, что по всей своей природе русская интеллигенция не могла ограничиться только ролью защитницы экономических интересов восходящих классов русского народа, что она всем своим прошлым была обречена на роль разрушительницы практических достижений… путем безоглядного повышения уровня революционных задач». (Степун Ф.А. Мысли о России, Новый мир, № 6, 1991.С. 226-227).[15]

3. Механизм формирования тоталитарного сознания

Нетерпимость, фанатизм русской революционной интеллигенции, ее нежелание и неспособность учитывать реальные возможности и пределы трансформации социума, придали беспощадность догме классовой борьбы и исступленность мифу мировой революции.

Социально-психологический механизм формирования тоталитарного сознания объяснил русский философ В.Соловьев в своей речи о Достоевском: «С одной стороны – выступает образ идеального строя жизни, установляется некоторый определенный «общественный идеал». Но этот идеал принимается независимо ни от какой внутренней работы самого человека: он состоит только в некотором, заранее определенном и извне принудительном экономическом и социальном строе жизни; поэтому все, что может человек создать для достижения этого внешнего идеала, сводится к устранению внешних же препятствий к нему.

Таким образом, сам идеал является исключительно только в будущем, а в настоящем человек имеет дело только с тем, что противоречит этому идеалу, и вся его деятельность от несуществующего идеала обращается всецело на разрушение существующего, а так как это последнее держится людьми и обществом, то все это дело обращается в насилие над людьми и обществом. Незаметным образом общественный идеал подменивается противообщественною деятельностью. На вопрос: «что делать»? - получается ясный и определенный ответ: убивать всех противников будущего идеального строя, т.е. всех защитников настоящего.

При таком решении дела вопрос: «готовы ли деятели»? – действительно является излишним. Для такого служения общественному идеалу человеческая природа в теперешнем своем состоянии и с самых худших своих сторон является вполне готовой и пригодной. В достижении общественного идеала путем разрушения все дурные страсти, все злые и безумные стихии человечества найдут себе место и назначение; такой общественный идеал стоит всецело на почве господствующего в мире зла. Он не предъявляет своим служителям никаких нравственных условий, ему нужны не духовные силы, а физическое насилие, он требует от человечества не внутреннего обращения, а внешнего переворота». (Соловьев В.С. Литературная критика. М., 1990. С. 51-52).

Иллюстрацией сформулированных Соловьевым положений, может служить вышедшая в 1862 г. прокламация «Молодой России». Всего год спустя после отмены крепостного права, идейные предшественники радикал-революционеров начала ХХ в. писали: «Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя, знамя будущего, знамя красное и с громким криком: «Да здравствует социальная и демократическая республика русская!», - двинемся на Зимний дворец, истреблять живущих там… Мы издадим один крик: «В топоры!», и тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами… На сколько областей распадется земля русская – этого мы не знаем. Начнется война, потребуются рекруты, произведутся займы и Россия дойдет до банкротства. Тут-то и вспыхнет восстание, для которого будет достаточно незначительного повода!...» (Из прокламации «Молодой гвардии», 1862 г. Цит. по: Пантин В.К. Мировые циклы и перспективы России в первой половине XXI века: Основные вызовы и возможные ответы. Феникс +, Дубна, 2009. С.267-268).

4. Признаки кризиса - проблема осмысления

Текст прокламации содержит едва ли не все основные концептуальные положения грядущего большевизма. Его исторические предшественники отчетливо сформулировали важнейшие элементы революционной стратегии, включая истребление правящей династии и войну, как основную предпосылку восстания.

Дальнейшее развитие событий показало: политическая программа «Молодой гвардии» была грозным предостережением властям и образованному обществу России, свидетельствуя о назревании острейшего исторического вызова. Однако, этот вызов был мало кем замечен и, тем более, должным образом осмыслен. Общество не осознавало зарождавшихся на его глазах предпосылок надвигавшейся социальной катастрофы. На протяжении полувека эффективный ответ так и не был найден. Согласно Тойнби, ответственность за это ложится на правящие и интеллектуальные элиты общества. В оправдание интеллигенции России следует принять во внимание ее крайнюю в тот период малочисленность и полное отсутствие, вплоть до 1905 – 1907 гг. народного представительства в органах государственного управления.

По данным переписи 1897 г. лишь 21% населения России умел читать. В 1913 г. грамотность составила 54 % у мужчин и 26 % у женщин. К началу ХХ в. только дворянство и духовенство - 2 % населения России - достигли почти полной грамотности. Остальные сословия по степени грамотности находились на уровне стран Западной Европы ХVIII в. Однако читательская масса, т.е. те, кто имел навык регулярного чтения и возможность читать литературу, в конце ХIХ в. составляла 3-4 млн. чел. или 3-4 % населения. Студентов в расчете на 10 тыс. чел. населения в России в 1890 г было в 4–10 раз меньше, чем в промышленно развитых странах.[16] Отвергая утверждения экс-министра образования графа Д.Толстого, полагавшего, что у России «нет большой надобности в университетах», Д.Менделеев указывал: ежегодно «и достойным нет входа в высшие учебные заведения из-за недостатка мест».[17] Неудивительно, что к 1914 г. в Великороссии людей с высшим образованием было всего около 120 тыс. чел. Это составляло порядка 1% населения.

К 1913 г. общая численность интеллектуального слоя России составляла не более 3 млн. человек. В том числе до 300 тыс. учителей и преподавателей, до 50 тыс. ИТР (из них около 10 тыс. инженеров), 80-90 тыс. медиков (в т.ч. до 25 тыс. врачей), около 20 тыс. ученых и преподавателей вузов, 60 тыс. кадровых офицеров и военных чиновников, 200 тыс. духовенства. Совокупная доля всего этого слоя в составе населения - примерно 2.2% населения.

В.Ключевский (1911 г.) с полным основанием писал: «Средства западно-европейской культуры, попадая в руки тонких слоев общества, обращались на их охрану… усиливая социальное неравенство, превращались в орудие разносторонней эксплуатации культурно безоружных народных масс, понижая уровень их общественного сознания и усиливая сословное озлобление, чем подготовляли их к бунту, а не к свободе. Главная доля вины – на бессмысленном управлении».[18] Совместными усилиями радикал-революционеры и тупая, ограниченная сословными предрассудками бюрократия, упрямо вели Россию к социальной катастрофе. По прошествии всего 6 лет история подтвердила трагическое предвидение ученого.

5. Представления советской интеллигенции

Потребности существования советского общества и, прежде всего, необходимость создания оборонно-промышленного комплекса, а также воспроизводства и трансляции в массовые слои населения идеологии марксизма-ленинизма, вызвали к жизни советскую систему массового образования и производную от нее советскую интеллигенцию. Это ее труд и талант преобразовали аграрную России в индустриально-развитое государство. Однако с 1970-х годов явственно обозначились признаки стагнации. И, несмотря на десятилетия давления догматического официального обществознания, эта интеллигенция, обеспокоенная научно-техническим и социально-экономическим отставанием СССР, утратой им конкурентоспособности, вновь оказалась одним из инициаторов и активных участников демократических по замыслу, реформ конца 1980 – начала 1990-х гг. Но, и на этот раз, уже в ходе преобразований «советской модели социализма» в «постсоветскую модель капитализма», массовая интеллигенция вновь была оттеснена на социальную обочину, ее накопления - экспроприированы, а сама она вновь оказалась аутсайдером, составив основной массив «образованных бедных».

Отечественная научно-техническая интеллигенция, создав, в свое время, ракетно-ядерный щит, надежно гарантировала национальную безопасность страны от внешних угроз. СССР в полной мере обладал государственным суверенитетом. Но он оказался беззащитен перед угрозами внутренними. Его распад, в решающей степени, был обусловлен неспособностью противостоять нарастанию внутренних проблем, неспособностью к динамичному развитию вследствие косности и неэффективности политико-экономической системы, нарастанию дезорганизации вследствие низкого качества национально-государственного управления. В свою очередь, дезорганизация управления повлекла за собой дезинтеграцию государства. Все это имеет прямое отношение к профессиональной деятельности советской общественно-гуманитарной интеллигенции, десятилетиями изучавшей жизнь общества и утверждавшей, что ей ведомы истинные законы его развития. Однако крах российской государственности свидетельствует: сформированные социально-властные отношения не обеспечивали развитие общества. В ходе развертывающейся глобализации, оно оказалось неконкурентоспособным, не смотря на значительный научный потенциал и технические достижения.

В советский период, в условиях идеологической монополии «единственно-верного учения» и подавления критического обществознания, отечественная интеллигенция не смогла существенно продвинуться в понимании советского общества и социальной природы сил, скрываемых фасадом социалистической мифологии и кодекса «Строителя коммунизма». Действительно, по свидетельству С.Глазьева, входившего в состав первого российского правительства, «никто не думал, что развитие страны пойдет так», хотя многие члены кабинета рекрутировались из научной среды гуманитарных институтов РАН. Преобладал «романтический и весьма поверхностный взгляд на проблемы, с которыми мы должны были столкнуться… Фундаментальная «человеческая составляющая во многом игнорировалась», что и привело реформы к провалу».[19]

Среди иллюзорных представлений отечественного образованного сообщества конца ХХ века:

- Чрезмерно оптимистические, неоправданно завышенные представления о том, что в 1960-е годы в обществе сформировалось целое поколение демократически мыслящих граждан, т.н. «поколение шестидесятников». Последующий ход событий наглядно продемонстрировал: «шестидесятники» были лучшими представителями этого поколения, но, в силу очевидной малочисленности, они не могли оказать решающего влияния на процессы, происходившие в СССР

- Первоначальные утверждения лидеров перестройки о незыблемости социалистического выбора

- Утверждение о неизбежности смены социально-экономического застоя восходящим развитием, поскольку «иного не дано», и что «плохое – не может смениться худшим»

- Ни на чем не основанные надежды, что президент, поставленный Конституцией над государственной и политической конструкцией, сможет реально гарантировать развитие общества по демократическому пути, а не станет заложником правящей бюрократии и ее интересов

- Исторически недальновидный отказ от политического (по аналогии с Нюрнбергским трибуналом), но не уголовного процесса над идеологией и политической практикой большевизма, установившего в России репрессивный тоталитарный режим диктатуры

- Утопические представления о возможности, в условиях пост-тоталитарного общества и отсутствии внешних, жестких демократических рамок, достичь убедительных социально-экономических результатов в кратчайшие, исторически мгновенные сроки (достаточно вспомнить программу «500 дней» и тому подобные проекты)[20]

- Иллюзорные представления о желательности и возможности установления умеренно-авторитарного режима, способного решить задачи национальной модернизации[21]

- Миф о лучшем в мире советском образовании, внушавший ложные представления о том, что наличный уровень социальной компетенции и политико-правовой культуры населения достаточен для устойчивого национального развития и поступательного движения к правовому социальному государству[22]

- Ложные представления о том, что десятилетиями манипулируемый бюрократией советский «суд», будет достаточно быстро выведен из-под ее контроля и трансформирован в независимую судебную власть, способную положить конец «телефонному праву» и обеспечить подлинное верховенство закона

- Представления о том, что многомиллионное население, которому в течение 74 лет внушалось ложное «социалистическое правосознание», будет способно следовать нормам права в процессе формирования цивилизованных рыночных отношений

- Иллюзорные представления, согласно которым атомизированный социум, с крайне низким уровнем межличностного доверия, способен в короткие сроки сформировать влиятельные структуры гражданского общества (общественные ассоциации, профсоюзы и политические партии), что позволит создать эффективные системы политического и правового контроля за исполнительной властью

- Беспочвенные ожидания, что население, второй раз в своей истории (после краткого периода с февраля по октябрь 1917 г.), получившее политические свободы, сумеет в ходе многопартийных выборов в Государственную Думу сделать рациональный выбор и сформировать эффективный парламент

- Недооценка, если не игнорирование демократическими группами, ресурсов, возможностей и мотивов противодействия реформам со стороны бюрократического аппарата

- Ни на чем не основанные ожидания, согласно которым бюрократия не сможет или откажется от противозаконного использования своих административно-распорядительных полномочий (административного ресурса)

- Наивные ожидания, что новая власть окажется в состоянии эффективно противодействовать исторически-традиционной коррупции

- Ложные ожидания, что правящий класс постсоветской России будет проводить политику, исходя из интересов национального развития, а не собственного обогащения

- Следование ложным представлениям, преднамеренно внедряемым правящими группами на начальном этапе реформ, о необходимости деидеологизации общественного сознания. Подобные представления стали одним из значимых препятствий политической самоорганизации населения России

- Инфантильные представления массовых групп интеллигенции о том, что ей следует самоустраниться от участия в политике (поскольку «политика – дело грязное»); однако, при этом законные права и социально-экономические интересы большинства и, в т.ч. самой интеллигенции, будут реализованы правящими группами.

Изложенные соображения вынуждают согласиться с теми специалистами, по мнению которых социум был интеллектуально не готов к переменам.[23] Более того, даже люди, имеющие серьезное высшее образование, ввиду сформированного у них мифологического сознания, готовы «руководствоваться в объяснении социальной реальности только примитивными стереотипами и мифами».[24]

6. Куда идти и что делать?

Семь десятилетий социальной некомпетентности, принудительно поддерживаемой коммунистическим режимом, не прошли бесследно. К концу ХХ в. советская интеллигенция имела, по преимуществу, неадекватные представления о советском обществе и возможных пределах его трансформации.[24] Более того, абсолютно большая часть российской, постсоветской интеллигенции оказалась политически незначима. Реалии постсоветской России наглядно продемонстрировали: дезориентированная и политически аморфная массовая интеллигенция очень быстро утратила способность влиять на ход событий и политику властей.

Социальная мифология, деформируя не только массовое сознание, но и сознание образованных групп, не проходит бесследно. Эпоха строительства коммунизма, начатая циничным лозунгом «Грабь награбленное», закономерно завершилась масштабным ограблением самих строителей коммунизма. Социально-экономические результаты преобразований убедительно свидетельствуют: постсоветская бюрократия осуществила реформы в интересах собственного обогащения, успешно заместив ими интересы национального развития.

В очередной раз подтвердился известный тезис политических наук: социальные группы, неспособные сформулировать отчетливую политику в защиту своих интересов, неспособные сформировать мощные политические структуры для реализации этой политики, неизбежно оттесняются на социальную обочину, подвергаются эксплуатации и неизбежно деградируют. Именно это и произошло с массовой российской интеллигенцией.

Стремясь сохранить элементарно приемлемый жизненный уровень, и неспособная в силу общественно-политической разобщенности, противостоять аморализму, транслируемому с верхних этажей социальной пирамиды, массовая интеллигенция двинулась по пути негативной адаптации. Об этом свидетельствуют поборы в средней школе и системе медицинского обслуживания, взятки в суде и правоохранительных органах, и даже… в святая-святых интеллигенции – в отечественной высшей школе. Кто же, в таком случае, может и должен предложить массовым слоям населения образцы социально-одобряемого поведения, более того – общественные идеалы?

О социально-политической беспомощности российских интеллектуалов свидетельствует их массовый исход из России. Он означает: люди утратили надежду изменить к лучшему свою жизнь на родине. При этом одно из наиболее принципиальных отличий стран эмиграции - правовой характер государства, а потому и качественно иные социально-властные отношения. Эти отношения не вынуждают наших эмигрантов к общественно-политической консолидации для защиты своих законных интересов, прежде всего, права на справедливую оплату труда. Это принципиально важно, т.к. к подобным действиям отечественная интеллигенция не готова в силу низкого массового уровня политико-правовой культуры и отсутствия навыка солидарных действий. Но на новом месте в этом нет острой необходимости. По данным американских социологов, лишь 9 % эмигрантов из России, получивших в США права гражданства, принимают участие в выборах.

С начала постсоветской трансформации прошло, без малого, 20 лет. Ежегодно высшая школа выпускает порядка миллиона специалистов. Всем им прочитаны курсы политологии, социологии, отечественной истории, права, культурологии... Полки книжных магазинов ломятся от учебной, аналитической и публицистической литературы. Казалось бы, студенческая молодежь должна вынести в жизнь гражданское самосознание. Однако на излете второго десятилетия реформ, апатичное общество, понукаемое «элитами», вновь послушно и безропотно повернуло в привычную, исторически тупиковую авторитарную колею. Теоретически были возможны и другие сценарии трансформации, однако в соответствии с принципом Лейбница, для иного развития событий не оказалось достаточных оснований. И одно из таких отсутствующих оснований – уровень отечественных социальных наук и производное от него качество социо-гуманитарной подготовки выпускников высшей школы. Дезориентация вузовской интеллигенции влечет за собой особо тяжелые последствия.

Когда-то К.Манхейм подметил: «занимающиеся социальными науками обладают в своем знании большей ясностью и точностью… но, начиная с определенного момента, совсем не стремятся дать ответ на те вопросы, которые вызывают действительное беспокойство».[26] Типологически-подобные процессы происходили и происходят в России. Так анализируя глубинные истоки ее перманентного кризиса, известный социолог, академик Г.Осипов[27] прямо указывает: «К сожалению, российская социальная наука… оказалась не на высоте… Социальная наука: фальсифицирует прошлое (главным образом, историю); мифологизирует настоящее (понуждает людей действовать во имя реализации несбыточных мифов, будь то сплошная коллективизация или сплошная приватизация, тотальное планирование или абсолютно свободный рынок); мистифицирует будущее (призывает жертвовать счастьем и нормальными условиями жизни ныне живущих во имя «построения» утопического счастливого будущего для отдаленных поколений)».[28]

Действительно, советские обществоведы десятилетиями утверждали, что им ведомы подлинные законы общественного развития. Однако крах СССР неопровержимо продемонстрировал их интеллектуальное банкротство. Что могут предъявить обществу в качестве результатов своей профессиональной деятельности носители социо-гуманитарного знания? Политическая культура населения находится на весьма низком уровне; правосознание – не воспитано; способность к самоорганизации, созданию структур гражданского общества и цивилизованным солидарным действиям – в зачаточном состоянии; взаимное доверие людей – и оно существенно ниже, чем в европейских странах; духовность, понимаемая как гуманистические идеалы и ценности христианства, также массово не освоена. Более того, результаты постсоветских реформ отчетливо свидетельствуют: социо-гуманитарной интеллигенции не удалось вырастить высоко интеллектуальную национальную элиту, способную взять на себя ответственность за историческое будущее России.

Отсюда – историческая задача российской интеллигенции и, прежде всего, ее социо-гуманитарной корпорации: наращивание рационального знания о российском социуме и настойчивая трансляция этого знания в общество. В связи с этим возникает проблема качества социо-гуманитарного знания, предлагаемого студенческой аудитории. Нередко, это так называемые «политтехнологии», использование которых в обществе полуархаичной политической культуры неизбежно вырождается в манипулирование профанным сознанием. Однако никому и нигде не удалось утвердить демократию в отсутствии необходимого множества демократически мыслящих Граждан. Модернизация общественного сознания в ходе освоения технико-технологических знаний, начатая в период индустриализации 1930 – 1960 гг., должна быть продолжена. В XXI в. в стенах высшей школы студенты должны получать не только профессиональные знания для решения технических проблем. Но также, как советовал Сперанский, получать «образование гражданское», позволяющее рационально-критически осмысливать сложнейшие социально-политические проблемы развития России. Со студенческой скамьи молодежь должна отчетливо знать: без реальной политической конкуренции невозможно создать эффективную систему стратегического национально-государственного управления, а потому – и обеспечить поступательное, восходящее развитие общества.

 

1. Государственная бюрократия: кто ее учил, если не интеллигенция?

2. Ректор Московской высшей школы социальных и экономических наук, англичанин Т.Шанин в одном из своих выступлений отметил: «Одной из особенностей России, которая особенно видна мне как иностранцу, является та мера, в которой российская интеллигенция думала через литературу – больше через литературу, чем через социальные науки. В XIX веке очень многое из того, что в англосаксонских странах определялось через социальные науки: социологию, экономику и так далее, в России определялось через русскую литературу» (Шанин Т. Лекция «История поколений и поколенческая история России». Прочитана 17.03.2005г. в дискуссионном клубе Интернет-портала «Полит.ру», http://www.polit.ru/lectures/2005 /03/23/shanin.html).

Во многом созвучно мнение д.ф.н. О.Малиновой: «работы современных российских авторов изобилуют цитатами из трудов П.Чаадаева, славянофилов, К.Кавелина, Ф.Достоевского, Н.Данилевского, В.Ключевского, К.Леонтьева, Н.Бердяева и других мыслителей XIX - начала XX в., рефлексировавших… в русле исторических традиций русской общественной мысли с присущей им умозрительностью, принципиальной неориентированностью на процедуры верификации…». (Малинова О.Ю. «Политическая культура» в российском научном и публицистической дискурсе // Полис., 2006, №5. С.113).

3. Как писал Ключевский: «Забота политики… XVIII – XIX века – поставить народное образование так, чтобы знания не перерабатывались в убеждения». Афоризмы. Цит. по сб. Из русской мысли о России. Автор - составитель Янин И.Т. Янтарный сказ, Калининград, 2002. С.267).

4. По мнению Маслова, выходца из крестьян, сумевшего получить экономическое образование, российское крестьянство жило представлениями XV – XVI в.в. ( Маслов П. П. Аграрный вопрос в России. Т.2. Кризис крестьянского хозяйства и крестьянское движение. БИ, СПб, 1908. С.73).

На средневековое сознание миллионов безграмотных крестьян последней трети XIX в., не способных строить новую европеизированную Россию, указывал и Г.Федотов. (Федотов Г.П. Россия и свобода. «Психология элиты», № 3, 2009. С.11).

5. Пивоваров Ю.С. Истоки и смысл русской революции // Правовая и политическая культура России: прошлое, настоящее, будущее. Новосибирск, СИБАГС, 2008. С.62,56.

 

6. Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-изд. Т.12. М., 1960. С. 701.

7. Герцен А. Письма издалека: Избранные литературно-критические заметки. М., 1984. С.208.

8. Кавелин К.Д. Собр. Соч.: В 4 т. СПб. 1897 – 1900. Т.1. Стлб. 945, 154.

9. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., 1983. С.363.

10. Ключевский В.О. Афоризмы за 1911г. Цитируется по сб. «Из русской мысли о России. Автор-составитель. Янин И.Т. «Янтарный сказ», Калининград, 2002. С.267.

11. Цитируется по А. Адамишин. Imperium – это власть // После империи. М. 2007. С.140.

12. Гершензон М. Творческое самосознание // Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909. Сборник подвергся критике со стороны различных групп русской интеллигенции.

13. Выразительная иллюстрация – напыщенная толпа высших государственных сановников на картине Репина «Торжественное заседание Государственного Совета 7 мая 1901 года». Каковы судьбы этих людей спустя всего 17 лет?

14. Памятная записка (меморандум) статс-секретаря П.Н.Дурново от февраля месяца 1914 г.,

15. Весьма показательно: завершая обзор, существовавших в 1920-е годы многообразных оценок роли русской интеллигенции в совершившемся в России социальном перевороте, Степун отвергает и модные в то время нападки на интеллигенцию со стороны «вражьей критики», и «малодушное самооплевывание в ощущении конца интеллигенции». Он был убежден: необходима «мужественная самокритика в том ощущении, что интеллигенции предстоит сыграть в деле воссоздания России еще очень большую роль». (Степун Ф.А. Мысли о России, Новый мир, № 6, 1991.С.227).

16. Миронов Б.Н. Социальная история России. Т 2, СПб, 2003. С. 265, 385.

17. Менделеев Д.И. Об образовании, преимущественно высшем (1904г) // Заветные мысли. Мысль, М., 1995. С.250-251.

18. Ключевский В.О. Афоризмы за 1911г. Цитируется по сб. «Из русской мысли о России. Автор-составитель. Янин И.Т. «Янтарный сказ», Калининград, 2002. С.267.

19. Глазьев С. http://www.polit.ru/analytics/2006/09/26/glazyev.html.

20. Прецедент – демократическая трансформация оккупированных Германии и Японии после 1945 г., потребовавшая только для восстановления довоенного уровня экономики порядка 10 лет.

21. Надо полагать, итоги 2000 – 2007 гг. весьма разочаровали сторонников подобной точки зрения.

22. Советского массового высшего образования (только инженеров к концу советского периода насчитывалось около 10 млн. чел.), оказалось явно недостаточно, чтобы предотвратить провал России на траекторию экономической деградации и социального неблагополучия.

23. Сатаров Г. Итоги российской трансформации // Россия 1993-2008: итоги трансформации. М., МШПИ, 2009. С.37.

24. Паин Э. Предварительные итоги эволюции национального вопроса в России // Россия 1993-2008: итоги трансформации. М., МШПИ, 2009. С.147.

25. Недаром хорошо информированный председатель КГБ СССР Ю.Андропов заявил: «Мы не знаем общества, в котором живем».

26. Манхейм К. Человек и общество в эпоху преобразования // Диагноз нашего времени. Юрист, М.,1994. С.343.

27. Академик Г.В.Осипов является президентом Российской социологической ассоциации.

28. Осипов Г.В. На рубеже веков. Социально-политические императивы реформ //Глобальный кризис западной цивилизации и Россия. ИСПИ РАН, URSS, М., 2008. С.181, 182.

http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-discipl/hist/public/1265962382.html