НОВАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ПРОИГРАЛА НОВУЮ РЕВОЛЮЦИЮ

Юрий Гиренко

Правило любой революции в том, что интеллигенция ее не начинает, но возглавляет и проигрывает. И новая русская интеллигенция точно так же проиграла новую русскую революцию. Вот только послереволюционная судьба ее сложилась не так, как во всех предшествующих случаях. А потому разгром для интеллигенции обернулся хотя и не победой, но удачей. Вот как это было.

Заклятые друзья

В период "овердрайва" новой русской революции (1991-1994) сформировалась коалиция трех элитных групп, сосредоточившая в своих руках всю власть и почти всю собственность. Отношения внутри этой коалиции не были простыми, но она оказалась достаточно прочной, чтобы осуществить революционные преобразования (не слишком качественно, но все же - осуществить) и остаться во главе страны во время и после "термидора".

Составили эту коалицию три "верхушки" - бюрократическая, интеллигентская и предпринимательская.

В первую вошла та часть номенклатуры, которая быстро сориентировалась в обстановке развала и стремительно перестроилась под новые задачи и лозунги. В номенклатуре эта часть "верхушкой" никак не была - третий, от силы второй эшелон. Вовремя примкнув к победителям, вторые-третьи моментально оказались первыми.

Верхушку бизнеса ("олигархами" их станут называть только с 1997 года, с легкой руки Бориса Немцова) образовали самые успешные предприниматели - то есть, быстрее всех успевшие к разделу "общенародного" пирога.

Ну а интеллигентские верхи ("демократура") выдвинулись на первый план в 1988-1990 и были номинальными победителями в августе 1991.

Главой и гарантом коалиции стал президент Борис Ельцин. А воплощением "ельцинского консенсуса" - правительственные "реформаторы" под руководством Егора Гайдара, а затем Анатолия Чубайса. "Гайдаро-чубайсы" служили связующим звеном между тремя фракциями: они происходили из интеллигентской среды; еще до августа были прочно интегрированы в номенклатуру; активно способствовали становлению бизнеса и были тесно связаны с ним деловыми интересами.

Как уже было сказано выше, внутреннее напряжение в коалиции существовало с самого начала, но до поры оно всерьез не угрожало ее цельности. Первая серьезная трещина появилась в связи с первой Чеченской войной, знаменовавшей начало нового русского "термидора".

Демократуре решение чеченского вопроса не было нужно. Само понятие "национальные интересы" в то время никоим образом не входило в корпус признанных интеллигентских ценностей. Зато в нем имелись антимилитаризм и западничество - а на Западе силовые действия властей РФ против сепаратистов безоговорочно осуждались. К тому же, первая попытка решить Чеченский вопрос силой была предпринята столь неуклюже и неэффективно, что не могла вызвать даже уважение перед силой.

Поэтому в 1995 между интеллигенцией и новой бюрократией возник первый по-настоящему серьезный конфликт, ослабивший обе фракции правящей элиты. Этот конфликт привел к первому большому оттоку интеллигентских лидеров из государственных органов и росту влияния реставрационных сил.

Однако, как вскоре выяснилось, это была ситуация "милые бранятся". Реальная угроза реставрации, замаячившая после успеха коммунистов на парламентских выборах 1995 года, заставила фракции примириться. Мириться согласились не все: в бюрократическом лагере была группировка Сосковца с Коржаковым, в интеллигентском - Явлинский с "Яблоком". Обе считали, что дальше им не по пути. И обе были быстро выведены из оборота.

В 1996 консенсус был восстановлен, но осадок остался. Когда "термидор" завершился - т.е., после победы Ельцина во втором туре президентских выборов - коалиция снова посыпалась. Впрочем, теперь речь шла не только о противостоянии бюрократии с интеллигенцией. Все составляющие "ельцинского консенсуса" начали дробиться внутри себя.

Развод по расчету

Большой бизнес в 1996 почувствовал свою силу - и слабость партнеров. У его лидеров появилось представление, что именно они правят страной, а чиновники и идеологи просто состоят у них на содержании. И "олигархи" без промедления начали бороться между собой за право решающего голоса. Жесткая внутренняя конкуренция довольно быстро обескровила "олигархов" и свела на нет влияние, достигнутое по итогам выборов 1996.

Внутриолигархическая конкуренция нанесла сокрушительный удар политической стабильности, вроде бы достигнутой в 1996. Далее кризис 1998 произвел естественную убыль среди "олигархов" - несколько "бизнес-империй" рухнуло. Оставшиеся разделились на три неравных лагеря. Некоторые (самый заметный из них - Борис Березовский) решили поддерживать режим до конца. Другие (их лидером стал Владимир Гусинский) предпочли заняться сменой режима. Третьи - большинство - заняли выжидательную позицию, раскладывая яйца по разным корзинам и стараясь не ссориться ни с кем из участников политического противостояния (лучше всего это получилось у Михаила Ходорковского).

В самом бюрократическом лагере тоже наметился раскол. И не только из-за связей с той или иной олигархической группировкой. В 1997-1999 сформировалась "номенклатурная оппозиция", поспешившая отмежеваться от "эксцессов" новой русской революции. У нее появилась своя партия - "Отечество" и свои вожди - Юрий Лужков, а затем Евгений Примаков. В противовес ей началось сплочение тех, кто не хотел или не мог предать Ельцина - вокруг "Семьи".

Что же касается интеллигенции, то она в 1996-1999 неуклонно отодвигалась от власти. Отчасти ее отодвигали - бюрократии интеллигенция уже не требовалась. В 1996 году выяснилось, что она не очень полезна для завоевания народной поддержки - деньги были нужнее умников. А что касается деловых качеств, ими интеллигентские вожди никогда не блистали.

Но интеллигенция и сама охотно отодвигалась: участие в строительстве регулярного государства было противно ее природе, а потому возможность дистанцироваться от "режима" (сохраняя при этом права и привилегии элиты) демократуру вполне устраивала. Не удивительно, что в 1997-1999 происходил быстрый рост популярности чисто интеллигентской партии "Яблоко".

Впрочем, еще быстрее росла популярность партий, никак не связанных с режимом - КПРФ в первую очередь. Однако реставрации не случилось: не нашлось у патриотов СССР своего Карла II или хотя бы Людовика XVIII. Да и откуда бы?..

Зато у режима обнаружилась воля к жизни, какой за ним не ожидали ни оппозиционеры, ни ренегаты. Старый "царь Борис", уже сумевший превратиться из Робеспьера в Барраса, не пустил на самотек и "брюмер". Стремление людей режима выжить оказалось сильнее, чем неопределенные желания его разношерстных противников.

Брюмер новой русской революции, как и ее термидор, свершился не в один день. Он начался с назначения Владимира Путина премьер-министром 8 августа 1999 года - и завершился его победой на президентских выборах в марте 2000-го. За это время был ликвидирован раскол внутри номенклатуры; восстановлено доверие к высшей власти в народе, поставлены на место "олигархи".

Что же касается интеллигенции, то ее просто вывели "за штат". Но вчерашнюю демократуру такой поворот не слишком огорчил. За ней сохранилось место в элите - скромное, зато без ответственности за действия власти. Для режима куда большую опасность представляли "олигархи", слишком много о себе возомнившие. Поэтому на интеллигентскую фронду власть особого внимания не обращала. Это было немного обидно, но в целом удобно.

Тем не менее, покинув ряды правящей элиты, интеллигенция должна была как-то самоопределяться. И тут ей требовалась помощь со стороны.

В поисках содержания

Разойдясь с "режимом", интеллигентская верхушка не ушла с политической авансцены - она всего лишь сняла с себя ответственность за действия власти. При этом сохранилось множество институтов, центров и площадок, где интеллигенты ковали "дискурс".

Осталось представительство в публичной политике - две небольшие, но громкие парламентские фракции: "Яблоко" и "Союз правых сил". После того, как из СПС ушел на госслужбу Сергей Кириенко, буржуазно-лоялистский флер с этой партии слетел, и отличить "правых" от "яблочников" стало практически невозможно. Неудивительно, что в течение четырех лет происходил регулярный переток депутатов из одной фракции в другую - разница была только в размерах. Объединиться притом фракции не могли - этого интеллигентские политики не умели никогда.

И даже в исполнительную власть были призваны некоторые интеллигентские деятели, самым ярким из которых был Андрей Илларионов. Решающих постов им не доверили, но возможность громко говорить, выше которой интеллигент ничего не ценит, предоставили.

Тем не менее, политический вес интеллигенции заметно сократился. И характер режима явно изменился. И перед интеллигентами (перед демократурой в особенности) во всей огромности встал вопрос о содержании. Причем, о содержании в обоих смыслах.

С одной стороны, надо было понять, против чего и за что выступает интеллигенция. Она не могла отвергнуть революционное наследие - и не могла признать режим, наследовавший революции. За что боролись? Чего хотим? Ответов на эти вопросы в 2000 году у интеллигентских мыслителей и вождей не было.

С другой стороны, интеллигентская верхушка в 90-х годах научилась вкусно кушать, сладко спать, разъезжать по заграницам и вообще пребывать на высоком уровне потребления. А источником этих благ было государство. Разумеется, речь не о госбюджете, а о широком горизонте возможностей обогащения, имевшемся у человека, находящегося внутри властного механизма или рядом с ним. А развод с властью означал, что "тумбочка" закрылась.

Для ответа на оба вопроса потребовалась, как уже говорилось, помощь со стороны. Нет, не из-за рубежа - от своих, но социально неблизких. Спасителем интеллигенции в 2000-2003 годах выступил "последний олигарх" Михаил Ходорковский.

Ходорковский, в отличие от Гусинского и Березовского, не собирался ни брать власть приступом, ни подрывать ее изнутри. Он решил стать настоящим олигархом, контролирующим легальные механизмы со стороны, не нарушая никаких прописанных норм. И ему нужна была интеллигенция, как поставщик смыслов. Поэтому "МБХ" предложил интеллигенции ответ на оба вопроса - и от его предложения нельзя было отказаться.

Что касается смыслового содержания, под эгидой ЮКОСа интеллигенты получили возможность заниматься вечным, не отвлекаясь на "мелочи". Они могли быть критиками системы, не становясь в оппозицию ей. Практику оставили практикам, не беспокоясь о тактике.

Ну а в материальном смысле, щедрость Ходорковского оправдала самые смелые ожидания демократуры. Собственно, не только ее: золотой дождь юкососвских социальных программ пролился на самые широкие круги интеллигенции, оросив даже вечно голодных учителей и врачей. Что же касается верхушки, ее существование стало еще более комфортным, чем в 90-х. Деньги поступали не в меньших объемах, западные друзья были довольны, а ответственности не стало совсем.

Воистину золотым годом для интеллигенции был 2002-й, когда влияние Ходорковского в стране росло не по дням, а по часам; финансирование со стороны ЮКОСа и "Открытой России" становилось все более щедрым; радушие Запада ширилось и множилось.

Но за "тучным" 2002-м пришел "худой" 2003-й. Все рухнуло почти в одночасье. Весной обострились отношения России и США - это заставило думать о новой формуле патриотизма. Летом обозначился острый конфликт ЮКОСа с государством - и развеялась иллюзия "лояльной оппозиции". Осенью Ходорковского посадили. А в декабре интеллигентские партии потерпели сокрушительное поражение на выборах.

Интеллигенция не заметила, как оказалась на периферии главного политического конфликта - между бюрократией и верхушкой бизнеса. Она радостно пошла на содержание к "олигархии", не обращая внимания на его слабости: отсутствие массовой поддержки, непонимание природы государства, самонадеянность. И потому осень 2003 года ее обескуражила. Обнаружив, что действительность нисколько не похожа на теоретические придумки, интеллигенция растерялась и не сумела ничего противопоставить технологическим схемам, примененным бюрократией.

Расслабившись под олигархической "крышей", под ледяным бюрократическим дождем интеллигенция впала в ступор. От самостоятельности за четыре года она отвыкла, но сдаваться не хотела. И тут уже пришлось искать помощь не только за социальными, но и за государственными границами.

Оранжевое нестроение

Подмога пришла, откуда не ждали. Пример интеллигентского политического возрождения неожиданно показала страна, по недоразумению обретшая независимость в 1991 году и до 2004-го пребывавшая в состоянии непрерывной политической дремоты. Речь об Украине, где случилась "оранжевая революция".

Майданный дух произвел неизгладимое впечатление на русскую интеллигенцию. Она увидела пример того, как можно вернуться на первые роли в политическом театре, да еще и с массовой народной поддержкой (от которой за годы, прошедшие после августа-1991, успела отвыкнуть).

Популярность "оранжевых" идей, которыми прониклись даже многие вполне умеренные интеллигенты, имела три главные причины. Самая очевидная, но действенная только для сравнительно небольшой группы политактивистов, была в возможности заместить утраченную после "равноудаления олигархов" материальную базу существенной помощью с Запада. Щедрая помощь, оказанная западными фондами "героям Майдана", навевала сладкие сны русским либералам.

Вторая причина была сугубо идеалистической - и тем самым привлекала широкие интеллигентские круги. Майдан, как казалось, демонстрировал реальную возможность поставить в центр политического процесса моральные ценности. И сделать их носителей - то бишь, интеллигентов - главными. Политиканы и бизнесмены вдруг куда-то потерялись, творить историю взялся народ под предводительством своей чести и совести. Интеллигенции, то бишь.

Ну а причина № 3 объединяла корыстолюбцев с идеалистами. Украинский пример свидетельствовал, что "оранжевый" поворот технологически очень прост. Были бы деньги и некоторое количество людей.

Ну, в самом деле, неужто в России труднее возбудить народ против коррупционеров? Ведь тотальность чиновничьего воровства в нашем общественном сознании давно стала общим местом, не нуждающимся в специальных доказательствах. Ужели наша "влада" менее "злочинна", чем кучмовская? И чем наши трибуны хуже Ющенко и Тимошенко?..

Однако очень скоро выяснилось, что господа демократы кое-что переоценили, а кое-чего недооценили. И все опять пошло совсем не так, как мыслилось интеллигентским вожакам.

Переоценили они, в первую очередь, готовность Запада вкладываться в русскую "оранжевую революцию". Для государств и частного капитала на Западе линия на осуществление "демократических" переворотов в пост-советских странах имела в первую очередь геополитический смысл. "Молодые демократии" требовались, чтобы выстроить из них санитарный кордон против России. Благо цена вопроса была невелика.

А вот особых причин устраивать нечто подобное в России у них не было. В 90-х годах западный истеблишмент имел возможность убедиться, что осуществлять "внешнее управление" над Россией дорого, сложно и не очень получается. Гораздо проще (хотя, как выяснилось, тоже не так уж легко) обложить ее "кольцом друзей" и держать на коротком поводке. И пусть там будет очередная "азиатская диктатура", которой можно пугать и пугаться.

Поэтому победа "оранжевых" в Москве западным спонсорам была не очень нужна. И рвения в поддержке "демократического движения" они не проявляли. Напротив - в 2004 западные фонды начинают постепенно сворачивать программы содействия развитию институтов гражданского общества, начатые в 90-х годах. "Не пригодилось".

Второе, что переоценили интеллигенты, это собственную способность к целенаправленным действиям. Им не удалось соединить усилия в борьбе с режимом. Они, как то всегда было свойственно русским интеллигентам, продолжили дробление на группы, группки и фракции и выяснение, кто самый правильный лидер.

Не успела сложиться коалиция "Другая Россия", как выяснилось, что СПС и "Яблоко" с ней ничего общего иметь не хотят. Только "ДР" более-менее оперилась, как в ней случился раскол - литератор Лимонов и шахматист Каспаров не поделили поле с экс-премьером Касьяновым. А движение, созданное Касьяновым, так и не смогло приобрести сколько-нибудь внятные очертания... Право слово, официозным структурам не надо было сильно напрягать фантазию, чтобы выставлять оппозицию в смешном виде.

Ну а недооценили они, в первую очередь, национальный фактор. В "оранжевых" революциях, происходивших в бывших ССР, он был не менее (а то и более) важным, чем антикоррупционный. "Оранжевые" эксплуатировали мифы "национального освобождения". От кого? От России, вестимо. А от кого было освобождаться русским "несогласным"?

Солидаризируясь с "освободителями" из бывших провинций, интеллигенты вольно или невольно помогали власти. Они оказывались в одном лагере с теми, кто был против России - соответственно, их противники были за Россию. Так что, бюрократии не надо было придумывать, как оседлать патриотическую тему - она сама к ним приплыла.

К тому же - и это второе, чего недооценили "оранжевые" - российская власть, в отличие от украинской, вовсе не собиралась сдаваться. Она совсем недавно выбралась из революционных передряг, у нее имелся популярный лидер - и не было никакого желания терять страну.

Поэтому власть отреагировала на "оранжевую" угрозу раньше, чем та приобрела внятные очертания. Отреагировала, как и в случае с Ходорковским, не очень изящно, но энергично - и эффективно. Мобилизация молодежи, информационно-пропагандистское наступление на всех фронтах, решительные полицейские меры, перекрытие каналов финансирования, создание легальных барьеров для конституирования оппозиционных сил - все это сработало. К началу 2007 года оранжевый цвет перестал быть популярным.

Интеллигенция опять оказалась у разбитого корыта.

Опоздавшие к Путину

С послереволюционным политическим режимом у интеллигенции отношения не сложились сразу. Не только в смысле обычного интеллигентского неприятия власти. Интеллигенция не поняла (не захотела или не смогла - в данном случае не важно), что революция закончилась, и задачи государства кардинально изменились.

Интеллигентское непонимание отчетливее всего проявилось в отношении к лидеру новой власти - Владимиру Путину. Его "властители дум" сначала не просчитали, а потом не сумели распознать. И очень обиделись.

В порядке лирического отступления припомню два эпизода из собственного опыта. Ныне покойный классик российской социологии Ю.А. Левада (действительно классик - без всякой иронии - один из тех немногих, кто создал социологию в нашей стране) при жизни регулярно выступал на семинарах Московской школы политических исследований. Летом 1999 года он рассказывал участникам очередного семинара о том, кто может стать следующим президентом России. И очень убедительно доказывал, что это может быть только кто-то из уже хорошо известных людей. В кулуарах на вопрос "а не может появиться кто-то неожиданный?" уверенно и спокойно отвечал: "Нет, конечно".

Через год, летом 2000 года, Левада вновь выступал на семинаре МШПИ. Уже после думских и президентских выборов; уже при Путине. И поразил тех, кто его слышал ранее (в частности, автора этих строк) разительной переменой в своем отношении к действительности. Спокойный мудрец куда-то исчез - появился раздражительный и желчный старик, который не объяснял, а обличал. "Обиделся", - констатировал в кулуарах один из слушателей...

Если уж обиделся много чего видевший и всегда невозмутимый Левада, что говорить об интеллигентских вождях, у которых ума поменьше, а темперамент похолеричнее? Они сильно обиделись. Никакого такого Путина в их прогнозах не значилось. Все должно было быть совсем не так!

Вскоре интеллигенция нашла для себя устроившее ее объяснение: "Царь не настоящий". Путин - не преемник в полном смысле слова, он - ширма для "Семьи". Поэтому дело надо иметь не с ним лично, а с теми, кто на самом деле правит.

Близкое общение с "олигархами" не прошло даром для "демократуры" - она усвоила "понятия". И уверилась во взращенном в период "директории" 1996-1999 годов представлении о том, что "при капитализме правят капиталисты". Все мы вышли из марксовой бороды...

Потому интеллигенция кинулась искать альтернативу - не Путину, а "Семье". И нашла ее в МБХ. Недолго погоревав о Гусинском, порадовавшись падению Березовского, она в приподнятом настроении ждала триумфа такого современного Ходорковского. Михаил Борисович разделял такое представление о действительности (тем более что умные и образованные соратники его убедительно обосновывали). Так они и питали друг друга - пока не грянула осень 2003-го.

Тут выяснилось, что царь есть царь, а режим есть режим. Но признать этот факт для интеллигенции было немыслимо. Куда проще оказалось объявить, что власть захватили исчадия зла ("реставрация свершилась", - сказал автору этих строк один почтенный философ-шестидесятник летом 2004 года). И потому столь охотно была воспринята "оранжевая" идея.

По интеллигентской версии образца 2005-2006 годов, путинский режим представлял собой насквозь коррумпированную диктатуру, в которой народ разочаруется, как только услышит правду. "Стена, да гнилая; ткни - и развалится". Методология отработана, силы есть... А дальше случилось то, о чем сказано в предыдущей главе. Да еще и в "молодых демократиях", где "цветные революции" случились, пошли какие-то совсем не радостные процессы. И опять все получилось не так, как планировалось.

При этом многократные неуклюжие попытки интеллигенции заменить "неправильный" режим на нечто, полагающееся по интеллигентским представлениям, изрядно испортили отношение к ней со стороны государства. У Путина, а тем более у его администрации, имелись все основания считать интеллигенцию "пятой колонной", работающей исключительно против государственных интересов.

Стоит ли после этого удивляться, что государственные ресурсы, как только была решена проблема "равноудаления олигархов" (если называть вещи своими именами, это было не "равноудаление", а просто удаление - в большом бизнесе остались только те, кто не претендовал на руководство государством), были направлены против интеллигенции.

До осени 2007-го "режим" разминался - гоняли несогласных, устраивали неприятности новоявленным вождям (Каспарову, Лимонову, Касьянову), "раскулачивали" кормившиеся от ЮКОСа организации... А вот осенью, когда началась операция "Преемник", наступление на интеллигенцию развернули по полной программе.

Важная оговорка: удар по интеллигенции для "власти" был задачей второстепенной. В первую очередь решалась проблема преемственности, для чего требовалось обеспечить широчайшую популярность Путина и его "вертикали", Интеллигенция к осени 2007-го уже достаточно отрезала себя от "электората", чтобы всерьез помешать этому. Ее били, походя, но очень больно.

Опять же - методы зачастую были очень грубыми. Но - эффективными. По состоянию на зиму 2007-2008 интеллигенция из политического обращения была изъята. Причем, как казалось, безвозвратно.

Мой друг Александр Шмелев в марте 2008 года писал: "По интеллигенции -"образованщине" стреляли из разных калибров - от вызывавших столько споров публицистических статей до выступления лично В.В. Путина в "Лужниках", обличавшего тех, кто "шакалит у иностранных посольств". И вот результат достигнут. Итоги парламентских выборов показывают, что на сегодняшний день влияние интеллигенции на общественно-политическую жизнь в России свелось практически к нулю".

Однако, как очень скоро выяснилось, похороны интеллигенции были преждевременными.

Питание надежд

Интеллигенцию разбили на всех фронтах - и что? Ведь социальная функция, которую она исполняла, никуда не делась. Обществу по-прежнему нужна была интеллектуальная элита, а другой так и не появилось. Попытки заместить были, но из них ничего не вышло. Не появилось и других социальных страт, способных взять на себя системное оппонирование бюрократии.

Аристократии в обществе, давно отказавшемся от легитимной монархии и от строгой сословной иерархии, взяться неоткуда. Церковь слишком привыкла соотносить себя с государством, а потому с новой силой возмечтала о "симфонии", не помышляя о критике. Буржуазия в 90-х годах спряталась за спинами "олигархов", и все еще не готова взяться за исполнение самостоятельной роли.

Это системные предпосылки, а есть и вполне конъюнктурные причины живучести интеллигенции, в том числе в качестве активного участника текущей политики.

Тут надо отметить, что причины эти имеют в первую очередь социально-психологическое значение. То есть, речь не о том, что у интеллигенции появились какие-то непредусмотренные ресурсы. У нее всего лишь появились основания считать, что не все потеряно. И не важно, что основания эти по большей части существуют исключительно в представлении самой интеллигенции: для нее этого вполне достаточно, чтобы взбодриться.

Прежде всего, сам по себе способ удаления интеллигенции из политики вызвал если не негодование, то недовольство в самых широких слоях образованной публики. Даже самые последовательные "интеллигентофобы" были покороблены грубостью способов, которыми интеллигенцию изымали из политического обращения. Риторика таких "трубадуров режима", как Виталий Иванов или Павел Данилин, могла вызвать - и вызывала! - сочувствие к их противниками даже у таких убежденных лоялистов, как М.Ю. Соколов.

Но эта волна сошла бы на нет вскоре после 7 декабря (да и начала сходить), кабы не появились дополнительные аргументы. Главным из них стала довольно уязвимая конструкция власти, избранная в качестве переходной при истечении срока президентских полномочий В.В. Путина.

В 2007 году любимым лозунгом "освободительной общественности" стало недопущение третьего срока президента Путина. И чем ближе было к дате выборов, тем яснее становилось, что лозунг проигрышный, поскольку ни менять, ни нарушать Конституцию президент России не собирался. Критический пар интеллигентских ламентаций уходил на свисток. Но не только борцам с режимом требовалось, чтобы Путин остался!

Ведущих деятелей путинской "вертикали" смена Первого Лица пугала не меньше, чем "борцов с режимом". Наследники русской политической традиции не верили в институты. Для них гарантией стабильного существования системы (и собственного благополучия) был один конкретный человек - Владимир Владимирович Путин. И Путин, по сути, повторил выбор Ельцина, сделанный в 1996 году.

Борис Николаевич не пошел на отмену президентских выборов - но согласился с предпринятыми ради его переизбрания манипуляциями и фальсификациями. Владимир Владимирович не пошел на перекраивание Конституции "под себя" - но принял модель, в которой ему доставалась роль главы правительства и лидера правящей партии.

Таким образом, весной 2008 года единоличного президента сменил "тандем", в котором по закону главный - президент Дмитрий Медведев, а "по понятиям" - экс-президент Владимир Путин. Чем завершится co-habitation двух президентов, вопрос с неочевидным ответом, на который не здесь отвечать. Для нашей темы важно, что возник элемент неопределенности, с которым можно играть. Чем немедленно с энтузиазмом занялись интеллигентские трибуны.

Для правящей бюрократии такая выигрышная, на первый взгляд, модель "тандема" в ближайшей перспективе представляет сплошной цугцванг. Будут Медведев с Путиным пытаться жить дружно - продолжат множить неуверенность в "вертикали", поскольку двух капитанов на корабле не бывает. Поссорятся - уронят всю вертикаль сразу. Возьмет верх Путин - начнет рушиться система, заточенная под президента. Одолеет Медведев - случится новый раскол элит...

Зато интеллигентской верхушке "удвоение" власти обещает очень интересные перспективы. Как бы оно не повернулось, но высока вероятность появления мутной воды, в которой можно половить разную рыбку... Это - вторая причина.

А третью подарила мировая экономика. Собственно, года с 2005-го многократно появлялись публичные предупреждения, что через пару-тройку лет "тучные года" закончатся. Просто потому, что пора. К ним не очень прислушивались. А полоса везения, в которую вступила Россия с весны 2007 года, особенно не располагала к выслушиванию всяких кассандровых пророчеств.

Но кризис все равно настал в свой черед - осенью 2008 года. Насколько предкризисная экономическая политика российских властей способствовала более-менее благополучному прохождению через кризис, а насколько усугубляла кризисную объективность - опять же, не наш вопрос. Для нас важно отметить, что кризис был с энтузиазмом воспринят интеллигенцией, как возможность политического реванша.

Правда, общество - по самый махровый пролетариат включительно - повело себя с разочаровывающей пассивностью. Во многом потому, что государство стало пытаться делать именно то, чего общество от него ожидало. Без особого успеха, разумеется: для экономических кризисов действия государства всегда не слишком важны. Скажем, часто поминаемый - к месту и не к месту - "новый курс" Ф.Д. Рузвельта мало чем помог американской экономике; реальным выходом из депрессии она была обязана мировой войне. Зато общество успокоилось, увидев, что правительство старается.

И в нашей ситуации общество видит, что правительство старается. Так что, вопрос в том, когда обстоятельства позволят экономическим процессам принять благоприятный оборот... Но интеллигенция, взращенная на Марксе с Лениным, ждет народного возмущения. И питает себя этим ожиданием.

Таким образом, у интеллигенции есть три весомые субъективные причины ждать поворота к лучшему: "внешнее" сочувствие к ее трудной судьбе, уязвимость властной модели и кризис. Основания, на мой взгляд, довольно шаткие - но вполне достаточные, чтобы интеллигенция опять воспряла духом. Она опять готова бороться и вести за собой.

Ну и что, что сама не очень понимает, куда и зачем? Раньше тоже не очень понимала. И когда интеллигенцию смущали такие мелочи... Как еще четверть века назад ехидно заметил мой коллега А.В. Кореневский: "Нет конца нашим начинаниям".

http://newsland.com/news/detail/id/412020/