ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ, НАРОД

Бутенко Ирина Анатольевна -
доктор социологических наук,
вице-президент Российского общества социологов.

Проблемы взаимоотношений интеллигенции и народа, а также интеллигенции и власти на протяжении 80-90-х гг. обсуждались активно не только у нас, в России, но и во многих постсоциалистических странах [1]. И это удивительно, так как именно среди наиболее образованной и социально активной части населения вопросы: "С кем быть?", "Куда идет общество?", "Что делать?" стояли и стоят наиболее остро.

Понятие "интеллигент" в работах отечественных авторов выделяется не столько на основании определенного места в социальной структуре (с принадлежностью к образованному классу), сколько на известной социальной роли. Здесь предполагается, что "быть интеллигентом" - значит выполнять определенную историческую миссию, служить обществу. В западной традиции речь идет об интеллектуалах (под этим имеют в виду социально активных лиц, использующих на публичной сцене свой авторитет, завоеванный в какой-то профессиональной сфере) [2].

Думаю, что книга А. Синявского представляет определенный интерес для отечественных читателей, в том числе и социологов, не только потому, что дает некоторый взгляд на эту часть нашего общества как бы "извне" [3]. Она в значительной мере интересна и потому, что позволяет лучше сориентироваться на том, какой образ российской интеллигенции создается для западной аудитории как бы самими россиянами.

В предисловии, написанном Марком фон Хагеном, директором Гарримановского Института, сообщается, что писатель Андрей Донатович Синявский представляет ту часть российских интеллектуалов, которые сделали исключительно много для лучшего понимания Западом России и Восточной Европы. Произведение состоит из трех частей: "Интеллигенция и народ"; "Интеллигенция и хлеб" и "Интеллигенция и демократия". В книге содержатся наблюдения и размышления А. Синявского, стимулированные событиями октября 1993 г. При этом автор опирается на собственные впечатления, почерпнутые из его кратких визитов в Москву, разговоры с людьми на улицах, на журнальные и газетные истории (в основном "Литературная газета"), которые пересказывает и как-то комментирует.

Весь свой писательский пыл направляет Андрей Донатович на обнаруженные им изменения во взаимоотношениях интеллигенции и народа. Интеллигенция, по его глубокому убеждению, в прошлом жила в гуще народа, любя его и разделяя все его беды. Вот он размышляет о XIX веке — ностальгически (в духе старого-престарого школьного учебника по литературе) воспевает тесную связь интеллигенции (главным образом разночинной) и народа (темного, угнетенного, страдающего и нуждающегося в поводыре). Теперь же (в 1993 г. и позже) она. показалась ему напуганной этим же самым народом (с. 12—13): интересы интеллигенции и народа разошлись, и стороны прекратили понимать друг друга (с. 18).

Конечно же, оговаривается А. Синявский где-то в середине книги, он имеет в виду вовсе не всю интеллигенцию, а только ее часть, противопоставляя интеллектуалов (под которыми, как позже выясняется, имеется в виду не вполне привычная для нас категория лиц) и "более бедную интеллигенцию - учителей и простых людей.., показавшихся (автору. - И.Б.) интеллигентными" (с. 21-22).

Но если на Западе интеллектуалы, как правило, говорят от собственного имени, то представители отечественной интеллигенции, каковыми хочет видеть А. Синявский (впрочем, отнюдь не только он) говорят "от имени и по поручению" народа, который, кстати, вроде бы и не делегировал им каких-либо полномочий.

Вот на этом мне хотелось бы остановиться подробнее.

Традиции социальной активности среди российской интеллигенции были развиты практически всегда. Особую роль в социальной жизни уже со второй половины XVIII в. играли писатели, литераторы. Этому в значительной мере способствовало то обстоятельство, что в недемократических условиях и прошлого, и значительной части нынешнего столетия именно на их долю выпало исполнение тех функций, которые в гражданском обществе выполняются институтами такого общества. Именно поэтому долгое время считалось, что "поэт в России больше, чем поэт". Именно поэтому литературные и литературно-публицистические журналы играли важную роль в социально-политической жизни страны едва ли не с первых выходов из печати.

Писатели и литературные критики на протяжении и прошлых, и значительной части XX в. как бы выделяли себя из всего образованного сословия, назначив самих себя на роль наставника, поводыря "незрелого" народа, его учителя жизни. Одновременно они по своей собственной воле представляли общество, народ перед властью. Т.е. интеллигенция, прежде всего "творческая", говорила не от своего имени, а как бы от имени народа, как бы во имя его блага, претендуя на то, чтобы отражать не собственные интересы, а интересы народа. В рамках такого подхода предполагалось, что интеллигентные писатели, поэты, литературные критики, художники-передвижники не только просветят, но поведут за собой неразумный народ, помогут ему, укажут и поставят на путь к лучшей (разумеется, в их собственном понимании) жизни. Отметим, однако, что представления о благе народном были весьма различны и редко опирались на собственно знание потребностей этого самого народа [4].

Можно сказать, что во всем российском (позже советском) обществе, а не только в его образованной части, сложилось представление о том, что именно интеллигенция, особенно пишущая, в ответе за то, что в данном обществе происходит. Поэтому и ответственность многие интеллигенты склонны принимать на себя, а все остальные -им приписывать. В этой связи интересна сама постановка вопроса, предложенного в 1994 г. ВЦИОМом и совершенно бессмысленная в целом ряде западных исследований, проведенных прежде всего в протестантских странах: "Выражает ли российская интеллигенция интересы большинства населения России?" (отрицательно ответили - 45, положительно - 24, затруднились - 31% опрошенных) [5].

В 90-е гг. авторитет печати (как, впрочем, и любой другой, а не только четвертой власти) упал значительно. Конечно, бывшие "властители" не могут не сетовать на утрату своего влияния. "Как писатель, - пишет А. Синявский, - я сожалею о моих собратьях по перу. Что теперь делать нашей несчастной литературе?" (с. 59).

Интересно, что утрата творческой интеллигенцией исключительности своей ведущей позиции, потеря присвоенного писателями права говорить от имени народа, в принципе неизбежные при свободе слова и развитии демократии, ощущаются А. Синявским как беда всего общества, в которой виновата исключительно интеллигенция. Народ же, судя по всему написанному в книге этим автором, как был безгласным и невежественным, непричастным к судьбе своего общества, так и остался таким же. "На традиционно русский вопрос: "Кто виноват?" - сегодня я отвечу: интеллигенция и самодержавие". Правда, здесь А. Синявский делает весьма значительную оговорку: "Когда я говорю о стремлении сегодняшней интеллигенции к власти.., я имею в виду только привилегированную ее часть, которую я называю придворной и правительственной интеллигенцией" (с. 66). И далее: "Я не хочу обвинять тысячи преданных интеллектуалов в школах, учреждениях, библиотеках и больницах в столице и провинции, городах и селах. Эта группа... остается молчаливой, безгласной, она не виновата перед людьми и не несет ответственности за грехи, совершенные высокой элитой" (с. 68).

И хотя это молчаливое большинство образованных людей в рамках сложившейся исследовательской традиции вряд ли можно назвать собственно интеллектуалами, сделанное им ограничение все же весьма показательно. А. Синявский не только "народу" вообще, но и этим учителям и библиотекарям фактически отказывает в праве голоса, восхищаясь их молчанием, и за это снимает с них некую мифическую "вину", отягощающую, с его точки зрения, лишь тех, кто осмелился говорить (писать, рисовать для публики). Для зарубежных исследователей, уже в 60-е гг. занявшихся изучением социальной роли интеллектуалов, уже в 80-е гг. характерен акцент на угасании подобной функции последних [6].

Переход постсоциалистических стран к рынку и демократии делает излишними претензии их социально активной интеллигенции "учить народ" и вести его за собой. Однако если на уровне общества в целом нужда в высокой политической ангажированности интеллигенции утрачивает свою актуальность, претензии у части ее представителей остаются. Именно эти претензии и предъявляет А. Синявский к российской интеллигенции, которая по-прежнему видится ему пастырем народным, но только временно и вынужденно, а то и добровольно отошедшим от дел. Именно он сам в первую очередь напуган тем народом, который он после долгого, очевидно, перерыва (А. Синявский покинул страну в 1975 г., а был восстановлен в гражданстве в 1990 г.) просто не узнал, не смог, не захотел узнать.

В настоящее время исследователи социально активной интеллигенции почти единогласно отмечают конверсию наиболее адаптивной ее части в специалистов, для которых характерен профессионализм без претензий на лидирующую роль вне профессиональной сферы. Специалисты отказываются от чисто просветительских или воспитательных функций по отношению к "незрелому" народу. Такую же трансформацию несколько раньше пережили и западные интеллектуалы. Разница состоит лишь в том, что последние вовсе не жалуются на это, превращая процесс и последствия подобной трансформации в еще один сюжет для академического исследования. А вот некоторые отечественные авторы не хотят примириться с изменившимися обстоятельствами, жалуются, обвиняют, зовут обучать и возглавлять, не желают признать за другими право самим говорить за себя, самим выбирать свой путь. Очевидно, к их числу и принадлежит А. Синявский.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1.Левада. Интервью//Социологический журнал. 1996. № 3-4. С. 245; Наумова Т.В. Интеллигенция и пути развития Российского общества // Социс. 1995, № 3. С. 39-46; Раскол интеллигенции? Человек. 1995, № 2. С. 69-74; Фирсов Б.М. Интеллектуалы, власть и коммуникация // Социол. журнал, 1995, № 4. С. 21-30; Интеллигенция в условиях общественной нестабильности (ред. А.И. Студеникин). М.: Эдиториал УРСС 1996; Kurczewska ./.. 1995. The Polish Intelligentsia Retiring from the stage. In: Bryant, C.G. A. Mokrzycki, E. Democracy, Civil Society and Pluralism. Warsaw: Ifls Publishers, 1995, P. 240-254.

2. Бутенко И.А. Рецензия на книгу А. Беланже "Этика капитализма и миссия интеллектуала" // Социс. 1998. № 10.

3.  Синявский А. Российская интеллигенция. Нью-Йорк: Издательство Университета Колумбия, 1997, 98 с;

Sinyavsky A. The Russian Intelligentsia. Coluvbia University Press, New York, 1997. 98 p.

4. Boutenko I .A. Caldwell G. Intellectuals in Eastern and Western Europe. In: L'inscription sociale d intellectuel (Ed. M. Brunet). Trois Rivieres, 1998.

5. Экономические и социальные перемены. Бюллетень ВЦИОМ. 1995, № 4.

6. Sirineli J.F. La fin des intellectuels francais? // Revue europeenne des sciences sociales, 1990. V. 28. № 87;

7. Karnoou C. Quelques notes sur la transformation du role et de statut des intellectuels en Europe de LuEst apres 1989. In: Histoire comparee des intellectuels (Ed. M. Trebitsch). Paris: SNRS, 1997.

http://ecsocman.hse.ru/data/332/684/1217/017.BUTENKO.pdf