ДВА ПОЭТА. И ЗАПОВЕДИ ИНТЕЛЛИГЕНТА

Владимир Кошкин

Когда я стал готовить эту книжку к печати, вспомнил об эссе, опубликованном мною в 1994 году (пятнадцать лет назад!) в газете «Вечерний Харьков». Нашел вырезку. Перечитал.  Реминисценции в этой статье относились к событиям того времени, но многое осталось неизменным. Впрочем, не удивительно. Место интеллигенции  неизменно – при любых политических перипетиях. 

Мне показалось уместным включить это эссе о двух поэтах в мои рассуждения об интеллигенции. Я сохраню риторику пятнадцатилетней давности,   добавив впечатления сегодняшнего дня. 

Я давно хотел поразмышлять на эту тему вслух –  «наедине со всеми» (используя замечательную фразу Александра Гельмана). Поводом стала встреча Бориса Чичибабина и Наума Коржавина с публикой весной 1994 года в Харькове. Событие, на мой взгляд, достойное мемориального мрамора. Чичибабин, харьковчанин, представлял Коржавина.

Эта статья не о сюжете встречи, а о её внутреннем смысле.

Мы живем на границе стран и времен, пути которых неисповедимы. Социализм, капитализм, анархия. Украина, Россия. Пограничный Харьков. Пуповина двуединой великой культуры. Промежуточное сюрреалистическое время. Мутации смутного времени –  гуманный капитализм или социализм с человеческим лицом. Как в дивных снах Кафки, Дали или пушкинской Татьяны –  «один в рогах с собачьей мордой, другой с петушиной головой..."

Сохраним ли в этом межеумочном  мире своё "я", немутантное, человеческое – нормальное?

При всей несхожести поэтического и человеческого имиджа Коржавина и Чичибабина эти два имени для многих на протяжении трех-четырех десятилетий, с пятидесятых еще годов до девяностых олицетворяли не изменяемую временем и обстоятельствами экстерриториальную совесть интеллигенции. Их встреча в Харькове имела некий символический смысл.

Интеллигент... Совесть..  Мы уже обсуждали эти понятия.

Уточним тот их смысл, который мы станем обсуждать в этом эссе. Совесть – способность в своих поступках учитывать не только собственные интересы, но и интересы окружающих. В этом смысле мера совести есть мера альтруизма в каждом из нас. Воспользуемся тем определением интеллигенции, которое мы обсудили вслед за Святополк-Мирским: интеллигент – человек, способный к самостоятельному мышлению, не зависящему от мнения окружающих, от догм общества, т. е. способный к нонконформистскому поведению. Разумеется, образованность и интеллигентность не тождественны так же, как нонконформизм не тождествен негативизму по отношению к власти или господствующему мнению общества. Важна только независимость суждений. Все это мы уже обсудили подробно в предыдущих главах этой книжки.

Представляется, казалось: бы, очевидным, что совестливый интеллигент –  основа стабильного общества. Но проследим один  (как мы увидим, очень вероятный) сценарий социальной динамики, и мы придем к выводу, что состояние «альтруистичный нонконформист» неустойчиво.

Время дано. Это не подлежит обсужденью.
Подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нем.

Так потрясающе точно сказал Коржавин. Итак,  время дано, и дан общественный строй – государство с мощной машиной подавления, разумеется, ущемляющей большую  часть  населения. Ощущают это многие, протестуют только совестливые интеллигенты. И именно они, немногие, самые образованные и альтруистичные до самопожертвования, рождают новую, альтернативную идею общественного устройства. Не только маниловское желание «добра для всех»,  есть и конструктивная логика в их идее. Они ищут единомышленников, и «ближние сближаться против дальних волей нашей логики начнут» (Коржавин). Боснии и Карабаху предшествовали страстные словесные баталии ученых и поэтов. «Лишь потом разразилась гроза» (это слова Блока, совсем из другого контекста). Идеи совестливых интеллигентов овладели массами – совсем уже неинтеллигентными и очень склонными к конформизму. От конформизма до вооруженного фанатизма – один шаг.

Идеи стали вполне материальной и очень разрушительной силой. Но вот идея победила! Триумф идеи - это новая система, которая организует новый аппарат подавления, и «новые крадутся, честь растеряв, к власти и радости через тела» -  это сказал Чичибабин.

Помните знаменитую фразу Бисмарка о том, что идеи революций предлагают гении, проводят их в жизнь фанатики, а плодами пользуются негодяи?

Ничего не поделаешь, диалектика Маркса-Энгельса-Гегеля-Сталина неумолима. Любая самая гуманная идея, доведенная до фанатичного абсурда, становится антигуманной. Нас же учили: отрицание отрицания! Плохо учили, господа? Наука, конечно, требует жертв. Но подразумевается принесение в жертву только себя самого. Экспериментальные же доказательства социальных идей требуют в жертву миллионов жизней.

Но хлынули совестливые профессора и поэты в политику, выдвигая замечательно альтруистические идеи. И вот уже единомышленники с ними. И вот уже «к штыку приравняли перо». И вот уже сталкиваются, идеи и становятся фанатично непримиримыми. И вот уже войны, вот уже кровь! В начале девяностых мы жили трагедией Карабаха и Боснии. Потом трагедией Чечни. Потом – трагедией Косово. Потом трагедией Абхазии и Южной Осетии…

Вот гениальные, на мой взгляд, слова Коржавина:

Это все - наша жизнь, где корысть прикрывают величием,
Где все нации спорят: земля не твоя, а моя.
Да опомнитесь, люди!  Что значат все ваши различия
Перед общим различием жизни и небытия.

Вот значительно более скромные  мои –  на ту же тему:

Белые биты,
Красные ль биты невдалеке?
Поровну.
Трупы убитых
Плывут по реке
В одну сторону.

Я хорошо помню конец восьмидесятых годов. Помню мощнейшее по эмоциональному воздействию воззвание литовских демократов: «За нашу и вашу свободу!» Я верил этому лозунгу, как и тысячи других  в России и в Украине. А сейчас националисты в балтийских странах подавляют русскоязычных.  Вот чем обернулась свобода, выстраданная и отвоеванная Литвой, Латвией, Эстонией. Она стала несвободой для всех так называемых (со времен Сталина, между прочим) национальных меньшинств, для русских, в том числе, хотя в  балтийских странах они составляют едва ли не половину населения. И ни малейшего намека на интеллигентские принципы толерантности у победителей… 

В первом туре выборов  президента Украины в 1992 году я голосовал за Вячеслава Чорновола. Я верил этому человеку, положившему жизнь, чтобы утвердить  украинскую идентичность, не посягая при этом на достоинство других народов в этой стране.  Он был идеалистом. И его не стало. А его альтруистические идеи трансформировались в националистический шабаш, в откровенно фашистские лозунги, которые уже поддерживает часть населения Украины. Ничего подобного не имел в виду Чорновил… Я скорблю  не только о нем, как о незаурядной личности. Я скорблю и над погребенной вместе с Вячеславом Черноволом  интеллигентской идеей толерантности на моей родине, в Украине. 

Так что же мы наделали, добрейшие интеллигенты?! Мы сами разожгли пожары. Мы, интеллигенты! С кем же вы теперь, мастера культуры, после победы нашей, альтруистической идеи? Что же, мы теперь против тех, кого подавляют, угнетают, уничтожают нами же созданные нувориши?! Так что неустойчив статус альтруистичного интеллигента. Есть ли выбор?

Выбор - веку подстать.
Никуда тут не скрыться.
Драться - зло насаждать,
Сдаться - в зле раствориться.

Это Коржавин. И немыслимо сказать точнее. Но вопросов – тьма. Есть ли ответы, Наум Моисеевич?
Может быть, все-таки есть (и это второй сценарий развития идеи).

Давайте делать что-то!
И черт нас подери -
поставим Дон Кихота
уму в поводыри.

Не дай Бог, дорогой Борис Алексеевич! (когда я это писал, Борис Алексеевич был жив, он был еще с нами). Дон Кихот уже пытался. Лично. Помните, как он вызволил большую компанию каторжников, доблестно разогнав стражу? Помните, что стало воплощением этой исключительно гуманной идеи благородного рыцаря?  Иногда я воспринимаю великий роман Сервантеса как собрание поучительных притч, похожих на библейские…

Никто и никогда не забудет Тбилиси, Вильнюс, Баку, первую кровь в  бескровной революции Горбачева. Но и сейчас я не хочу поверить в то, что Горбачев –  прямой виновник. При нем это было, нельзя это забыть... При всем макиавеллизме Горбачева, в моем понимании – он тоже из Дон Кихотов. Ведь как благородна была идея! Гласность, провозглашенная и осуществленная Горбачевым, впервые дала свободу нашим словам, свободу, которой семьдесят лет было лишена  «шестая часть Земли с названьем кратким – Русь».

Я понимаю, что при нынешней всеобщей неприязни (всех и везде на просторах СНГ) к Горбачеву сравнение его с милым Рыцарем Печального Образа покажется возмутительным. Но на самом деле Михаил Сергеевич –  генеральный секретарь, начальник всего сущего –  выступил как самый яростный нонконформист и с несомненно альтруистической идеей. Он (бескровно) взломал мощнейшую систему лишения свободы, но не стал (а ведь, несомненно, мог бы!) строить новую систему подавления. Наоборот, он ввел в обиход нашего общества невиданную открытость, гласность.  Он не перевел противников своей идеи в разряд кровных врагов, «врагов народа». Он не указал широкой и чуткой советской общественности, кто враги, которых нужно убивать. А без убитого врага – что ж за упоение в бою? Поэтому и был свергнут и побит каменьями, как и упомянутый его предшественник в испанской корчме. Ведь дав нам (и Европе, и миру) гуманную вольную, он отпустил на все четыре стороны крепостных, не приспособленных жить без барина, а вместе с ними большую ораву каторжников. Эти знают свое дело. И без всяких интеллигентских самозапретов!   Через двадцать лет все виднее, легко анализировать и давать советы a posteriori. Трагическая ошибка Горбачева связана с его идеализмом: Горбачев надеялся, что открыв шлюзы, убрав решетки для своих сограждан, он даст возможность свободного развития обществу. Но готовить к свободе, к отмене крепостного права или рабства нужно долго…  Идеализм Горбачева стал и трагедией огромной страны.

Нет, не примет родина Дон Кихотов в правительствах (замечу в скобках, что лично я буду голосовать за них все равно!). Но, может быть, объективно лучше, чтобы губернатором острова был смышленый и, кажется, незлонамеренный спутник Дон Кихота? Что же до совестливых интеллигентов, то не место им у руля власти!

Так зачем же народу интеллигенция, особенно в его минуты роковые? Так в чем смысл существования этих самых гуманных и самоотверженных людей моей Украины, моей России?

Есть такой высокий смысл! Мы видели, как неустойчив статус совестливого нонконформиста, как легко скатиться к поддержке идей и действий, которые из альтруистичных закономерно превращаются в антигуманные.

Высокий смысл жизни интеллигента – удержать себя в этой неустойчивой позиции. Это невероятно трудно – устоять перед соблазном торжествовать победу той идеи, которую ты породил или поддержал – и часто высокой ценой для себя – тогда, когда идея была новорожденной и еще гуманной.

Твой удел, интеллигент, никогда не быть в стане победителей, даже если победители начертали когда-то твое имя на своем знамени. Это тяжкий удел –  не пожинать плоды победы собственной идеи. Но идея –  твоя, ее победа –  уже не твоя победа. Твой удел, интеллигент, – не отмщение и расправа, а защита беззащитных, в том числе тех, кто еще недавно боролся против тебя и твоих идей, тех, кто инако мыслит. Тебя обвинят в непоследовательности, в отступничестве, с тобой распрощаются твои железно последовательные друзья-победители. Ты снова станешь изгоем –  уже в новом обществе. Но не пойди по инерции дорогой победившей идеи (уже идеологии!) – «самое страшное - это инерция стиля». Это – из Коржавина.

А вот из Чичибабина:

Один в нужде скорблю душой,
Молчу и с этими, и с теми -
Уж я-то при любой системе
Останусь лишний и чужой.

Это и есть инвариантность совести в изменяющемся мире. Это и есть, вероятно, осознание своего предназначения. Снова Коржавин: «Поэзия не страсть, а власть». Есть две – крайние –  модели поэтов - властителей дум. Первая - поэт-трибун. Пафос агитатора, горлана, главаря взрывает страсть толпы. Толпа не знает ни альтруизма, ни сострадания, ни сомнений, она признает «одной лишь думы власть» - обязательно очень простой «думы», той, что внушил поэт Жириновский или поэт Тягныбок  в орвелловских минутах ненависти. Названные только что имена –  это действительно имена поэтов, без малейшей натяжки. По пушкинскому определению. Их глагол действительно жжет сердца людей. И очень легко этот огонь перекинется с сердец людей на их дома.

Истлевают иконы,
Горят фетиши...
«По коням! по коням! -
Веру ищи!»

И скачут кони
По могилам:
«О Боже! Боже!
Помоги нам!..»

Вот так и ищут утраченную Веру – с огнем и мечом.

Другая, противоположная первой, модель властителя дум –  те двое, что выступали тогда в Харькове. Коржавин и Чичибабин не трибуны, а исповедники. Исповедуясь сами – они исповедуют меня и вас. Они обращаются лично ко мне. И лично к вам. И вдруг вы находите в них –  себя. Вдруг выясняется, что некто ощущает мир и думает так же, как вы, и он сумел выразить через себя –  вас. И вы уже не одиноки в вашем совестливом нонконформизме. Вы готовы выстоять в вашем альтруистическом выборе.

Что же видят в Коржавине и Чичибабине те, кто считает их своими Поэтами? Эти Поэты поклоняются свету, а не огню. И зовут не к битве, но к миру. Долг поэта – не долг солдата. Место поэта – не окоп, а нейтральная полоса. Незащищенный человек на линии противостояния. Здесь стреляют с обеих сторон. Кажется, ясно, где в бою опаснее – на месте солдата или на месте поэта. В этой связи я позволю себе привести мое стихотворение 1995 года. По-украински. Этот язык мне почти настолько же родной, как русский. Я уверен, что русскоязычный читатель поймет все  точно.

Я народився тут, в моїй Украйні.
Я є єврей – i не зречусь того.
I від Росії не зречусь – принаймні
Вона колиска розуму мого.

Ізраїль – то вітчизна моїх генів.
Украйна – батьківщина мого тіла.
Росія – в серці, в мозку, у легенях
Назавжди свій відбиток залишила.

I отже трьох батьків я маю – три народи,
Що рівной мірою споріднені мені.
Я їх не зраджу. Навіть при нагоді,
Якщо засперечаються вони.

Боронь нас, Боже, від такого лиха!
Але якщо судився вже двобій,
Не буду я відсиджуватись тихо,
Бо біль всіх трьох – мій особистий біль.

Устану я поміж ворожі клани –
3ірвіть на мені лють свою усю!
Російський я єврей
         в моїй Украйні –
В мене стріляйте –
        я вас всіх люблю.

Я думаю так же и сейчас. Хватит ли силы – у меня – стать между кланами? Боюсь сделать это, конечно. И еще больше боюсь не соответствовать той эмоциональной  декларации, которую я только что вам изложил.  Но все-таки  это – мой ответ на сакраментальный вопрос Горького:  «С кем вы, мастера культуры?»:  Не с вами. И не с вами. Идея неприсоединения к силе и есть выбор тех, кого мы в самом начале определили как альтруистичных нонконформистов-интеллигентов. Именно таким Великим Интеллигентом – без страха и упрека –  был Андрей Дмитриевич Сахаров.

Он оставил нам логические основания идеи интеллигентского неприсоединения к силе как интеллектуальный принцип. Коржавин и Чичибабин за сорок лет общения с нами создали для нас моральные и эмоциональные основания этому принципу.

Так как же все-таки поступать нам, простым интеллигентам, стремящимся сохранить свое нежное альтруистичное «я»?

Я не претендую на лавры Поля Гольбаха или Емельяна Ярославского и совсем не намерен толковать Священное писание сколько-нибудь иронически. Наоборот, я преклоняюсь перед мудростью Вечной книги, а заповеди Моисея почитаю как свод правил морали, которым стараюсь по мере сил своих следовать. Но я не теолог, я физик и привык к тому, что самые замечательные теории допускают не только улучшение, но даже пересмотр. Конечно, понимание психологии личности и ее взаимоотношений с социумом со времен Моисея изменилось неизмеримо меньше, чем понимание жизни звезд, атомов или генов. Но все-таки мне хотелось бы в контексте этой статьи, не навязываясь в соавторы к Моисею, спроецировать некоторые библейские заповеди на то, что я назвал бы кодексом чести интеллигента вообще и поэта интеллигенции в частности. В конце концов, воспримите это с юмором.  Впрочем, какой уж тут юмор в наше время ежечасной необходимости морального выбора!

Итак, заповеди для интеллигента.

- «Не сделай себе кумира». Добавим: не дай себе и другим поверить в единственность и безоговорочную правоту какой бы то ни было идеи, не сотвори партию единомышленников. Она создаст фанатиков, которые взорвут мир.

- «Не убий». Добавим: Не позови этих унизить тех и воспрепятствуй уничтожению этих теми.

- «Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего». Этого уже точно недостаточно. За последние пару тысячелетий человечество приобрело новый опыт. Тот, кто донес на Коржавина, когда его арестовали, не лжесвидетельствовал. Он говорил истинную правду. Сегодняшний символ нашего прошлого несчастный Павлик Морозов доносил на отца, не погрешив против правды. Так что добавим к этой заповеди: Не донеси! Не предай доверия ближнего твоего.

И наконец, заповедь, которую Моисею Бог не поведал. Ее услышал Александр Галич.

- Не промолчи! Если это против совести твоей, не промолчи!

Последнюю заповедь и автор этих строк, и уверен, огромное большинство тех, кто считает себя добропорядочными интеллигентами, нарушали не раз. Мы пассивно порядочные люди и поэтому не годимся в праведники. Те два Поэта. встреча которых послужила поводом записать эти размышления, никогда и ни в чем не нарушили кодекс чести интеллигента.

Именно этот кодекс чести интеллигента есть то, что создает единое моральное пространство - содружество на самом деле независимых и на самом деле родственных по духу людей - от Харькова до Бостона и от Москвы до самой до Канберры. Не станем создавать партии, господа альтруисты, но «...возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке!», как призывал нас, интеллигентов, незабвенный Булат Окуджава.

Глава из книги «Чувства и символы.
Между духом и плотью.
Короткие эссе об искусстве, о богах и о любви»

http://www.stihi.ru/2009/03/25/7776