АНТИИНТЕЛЛИГЕНТ

Евгения Чуприна

     ... ума большого
     не надобно, чтобы заметить связь
     между учением материализма
     о прирожденной склонности к добру,
     о равенстве способностей людских,
     способностей, которые обычно
     зовутся умственными, о влияньи
     на человека обстоятельств внешних,
     о всемогущем опыте, о власти
     привычки, воспитанья, о высоком
     значении промышленности всей,
     о праве нравственном на наслажденье -
     и коммунизмом.

     Карл Маркс (в ред. В.Набокова)

       Я не без греха. Но и камень мой уже не первый. Не имеет смысла носить его за пазухой. Этот камень трепещет, как птенчик, когда слышу хвалебное "интеллигентный" и гордое "интеллигент". Дикие скифы носили птиц за пазухой, чтоб не замерзуть. Но мне вовсе не холодно. Если это птица -- пусть летит, а если жаба -- пусть скачет на все четыре строны.

       В наши дни не принято проводить различий между интеллигентностью и аристократизмом, хотя они по-прежнему доходят почти до противоположности. И как-то злонамеренно сложилось, что "интеллигентный человек" говорят про личность с аристокра- тическими манерами, а "интеллигенция" -- про замызганных технарей, которые почему-то принимают друзей(!) на кухне(!), как лакеи; пьют водку, курят не по чину дешевые сигареты и ругают правительство. Надо ли упоминать, что ножом, вилкой и даже пепельницей они при этом пренебрегают. Получается, прилагательное, став собирательным существительным, приобретает значение своего же антонима! Например, профессор Преображенский ведет себя как "интеллигентный человек", а его невольный сожитель Шариков со временем стал бы "интеллигенцией", если бы, понаблюдав за профессором, он поселился отдельно и продолжал читать переписку Энгельса с Каутским. Действительно, профессора Преображенского "интеллигенцией" назвать нельзя: он имеет прислугу, живет один в роскошной квартире, не любит народ, ценит деньги и наживается на скабрезных генитальных операциях в то время, как родная страна летит к чертовой бабушке. Прямо не профессор, а какой-то граф Монте-Кристо... В то время, как уважаемый Полиграф Полиграфович больше всего обеспокоен идеями вселенской справедливости и общественного блага! Вот он -- истинный интеллигент, и пусть нас не сбивает отсутствие очков и шляпы (он купит их с третьей же получки в третьем поколении).

       У меня всегда было ощущение, что слово "доброта" было придумано энергетическими вампирами. "Нам не хватает доброты" -- говорит Никита Михалков, плотоядно поводя глазами. Естественно, вокруг него не хватает доброты, потому что он сам глу- боко недобрый человек. Был бы он Красной Шапочкой или Белоснежкой -- весь мир вокруг него был бы насыщен добротой, как пространство вокруг солнца насыщено светом. Точно так же, я думаю, обстоит дело со словечком "интеллигентный". Откуда она взялась на нашу голову, эта буржуазная прослойка? Какого черта она вообще отслоилась? Подобно "крысиному царю" (это такая крыса-крысоед), она уничтожила сперва аристократию, потом буржуазию, потом крестьянство, а теперь догрызает пролетариат. Вместе с аристократами ушло в небытие элитарное искусство.... у-пс!Вместе с буржуазией -- сентиментальное...чвак! Вместе с крестьянством -- народное... бульк! А у рабочих, кажется, искусства нет, кроме лубка. Но лубок -- на экспорт! Религия, родительница нашего крысиного царя, умерла во время родов, так что интеллигенции осталось только "утилизировать" ее труп, в чем я особого греха уже не вижу. Надо же, в самом деле, сиротке чем-то питаться, пока зубки маленькие!

       С легкой руки Боборыкина, интеллигенция считается сугубо русским (впоследствие, видимо, советским) явлением. Я далека от российского шовинизма. Россию я не люблю (во всяком случае, не могу тягаться в этом деле с Жириновским), но подобного упрека она, по-моему, не заслужила. Во-первых, потому что эта страна слишком экстравертна, чтобы самостоятельно генерировать идеи. Социальную озабоченность, я думаю, русские переняли у французов (которых я тоже не люблю). В любом случае, каждый из моих читателей может эмпирически убедиться, что интеллигенция есть практически во всех "просвещенных" странах. Как говорил интеллигентствующий дон Сезар де Базан,

     Вы думали, в глуши разбой таится?
     Однако, каждый видит, кто не слеп,
     Что наша просвещенная столица -
     Огромнейший разбойничий вертеп!

       Откуда взялась интеллигенция, никто, толком, не знает. Такое ощущение, что она свалилась на нашу грешную землю извне. По крайней мере, нравы лапутян с летучего острова совершенно неотличимо похожи на "интеллигентство". И осанкой ("У всех головы были скошены направо или налево; один глаз смотрел внутрь, а другой прямо к зениту"), и костюмом ("... портной снял мерку с моего костюма... Прежде всего, он определил при помощи квадранта мой рост, затем вооружился линейкой и циркулем и вычислил на бумаге размеры и очертания моего тела. Через шесть дней платье было готово; оно было сделано очень скверно, совсем не по фигуре, что объясняется ошибкой, вкравшейся в его вычисления."), как мы видим, лапутяне весьма напоминают нас, грешных (ибо мы тоже с вами, увы, интеллигенты). Но если кто-то по недостатку рефлексии усомнится, вот еще цитата из того же источника: " Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом. Но что меня более всего поразило и чего я никак не мог объяснить, так это замеченное мной у них пристрастие к новостям и политике; они вечно осведомляются насчет общественных дел, высказывают суждения о государственных вопросах и ожесточенно спорят из-за каждого вершка партийных мнений. Впрочем, ту же наклонность я заметил у большинства европейских математиков, хотя никогда не мог найти ничего общего между математикой и политикой: разве только, основываясь на том, что самый маленький круг имеет столько же градусов, как и самый большой, они предполагают, что управление миром требует не большего искусства, чем какое необходимо для управления и поворачивания глобуса. Но я думаю, что эта наклонность обусловлена скорее весьма распространенной человеческой слабостью, побуждающей нас интересоваться и заниматься вещами, которые имеют к нам наименьшее касательство и к пониманию которых мы меньше всего подготовлены нашими знаниями и природными способностями".

       В общем, я думаю, лучшего интегрального портрета интеллигенции просто не найти. И вот эта плесень претендует на то, чтобы зваться элитой человечества! Если копнуть еще глубже, отпечаток интеллигентского копыта можно найти даже в библейских мифах. А именнно, я считаю, что первым в мире интеллигентом был Люцифер. Действительно, "сатана" переводится на русский язык как "противник", а на демократический -- "оппонент". Он вступил в конфликт со властью (Богом) и в результате стал диссидентом. Само имя его переводится как "светоносный", а производимое им действие именуется "просвещение". Точно так же и его человеческие двойники представляют из себя мутировавшее скопище семинаристов, которые свой религиозный темперамент и богословское образование направили на светские цели. Семинаристы-мутанты -- что-то вроде, наверное, черепашек-ниндзя. Только гаже и опасней.

       Ах, ах, эти люди отдали себя науке! Ах, ах, наука -- это первейшая святыня, выше искусства и религии! Ах, ах, общественное благо! Ох,ох, бедные зарезанные собачки и замученные в концлагерях национальные меньшинства! Ай-яй-яй, сожженные храмы и сжитые со свету гении! Ой-ой, отравленный пушкинский Моцарт! -- Такие разнообразные вопли можно слышать ни от кого иного, как от самих виновников всех этих бедствий. Только вслушайтесь в монолог Сальери -- вот интеллигент до мозга костей в апогее стремления к общественному благу:

     Нет! не могу противиться я доле
     Судьбе моей: я избран, чтоб его
     Остановить -- не то мы все погибли,
     Мы все, жрецы, служители музыки,
     Не я один с моей глухою славой...
     Что пользы, если Моцарт будет жив
     И новой высоты еще достигнет?
     Подымет ли он тем искусство? Нет;
     Оно падет опять, как он исчезнет:
     Наследника нам не оставит он.
     Что пользы в нем? Как некий херувим,
     Он несколько занес нам песен райских,
     Чтоб, возмутив бескрылое желанье
     В нас, чадах праха, после улететь!
     Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

       Итак, ради общественного блага были принесены в жертву аристократические взлеты человеческого духа. Красивое было уничтожено ради торжества мещанской "пользы". Это осуществлялось руками тех, кто претендует на звание культурного авангарда человечества. Никто не спорит, что это было сделано из лучших побуждений. Что проку в красоте, если негры в Африке недоедают? -- Но молиться на этих людей и жить их ценностями я отказываюсь. Давайте поклянемся отказаться от побуждений, цену которых мы узнали по плодам их. Клянемся!!!

       Вы можете обвинить меня в пристрастности и даже в гаерстве. В самом деле, почему бы мне не впадать в эти крайности, если я говорю от собственного имени и готова сама отвечать за свои слова? Вот если бы я говорила от лица всего человечества, то, разумеется, человечество бы и расплачивалось. "Народ безмолвствует" -- писал Пушкин. Думаете, народ не знает, что он делает? Вот мы, творческие личности, на стенки лезем, чтобы как-то выделиться из толпы. А иные в застенки лезут, чтобы их приняли за глас этой толпы! Легко представить, что люди вообще по природе не воспринимают себя как биомассу. Каждый воображает себя маленькой вселенной. Одна лишь интеллигенция ухитряется сразу и противопоставлять себя народу и тут же говорить от его имени. Если бы не это хамово племя ( а мы знаем, Хам прославился тем, что насмехался над своим пьяным отцом вместо того, чтобы тихо прикрыть его наготу), то не только революций бы не было -- Христа бы не распяли! Поистине, послушай интеллигенцию, сделай наоборот и спасешься...

       Вот еще что меня побуждает быть субъективной: лживая объективность научного подхода. Действительно! Терминологический научный язык, беспристрастный научный стиль -- все это служит для того, чтобы убедить аудиторию в своей объективности. Но при этом каждая собака в виварии знает, что биологическое существо объективным быть не может. Человеку свойственно ошибаться. Получается, сам научный подход методологически неверен, ибо он противоречит законам природы и общества. Пока исследователь необъективен, его деятельность антинаучна. А объективность недостижима, значит, наука невозможна. У меня есть все основания полагать, что т.н. научный язык идеально плохо подходит для передачи информации. Во-первых, он громоздок -- всевозможные реверансы, оговорки и "дымовые завесы" составляют по объему приблизительно три четверти каждой фразы. Ведь истинная объективность недостижима, субъективным быть недопустимо, стало быть, нужно напустить туману, чтобы скрыть свои страстишки, истинные побуждения, амбиции, проч. Во-вторых, информация может быть усвоена лишь тогда, когда она эмоционально пережита. А смысл научного сленга в том, чтобы лишить речь всякой эмоциональной окраски, сделать ее безразличной для аудитории (а в идеале -- для оппонента). Как образно выразился Жванецкий: "--Воровано?--Чек!-- Воровано?--Чек! ТЬ- фу! -- Плевательница."

       В общем, договорились: вещать от лица человечества и претендовать на объективность мы больше никогда не будем, потому что мы честные, не безнадежно еще гнилые люди. В своей субъективности мы будем тверды, как скалы, но в отличие от кабинетных крысиных царей, мы эту субъективность скрывать не станем. Клянемся каждую нашу публичную речь предварять изложением тех мотивов, которые делают выгодным именно для нас придерживаться данного мнения, чтобы слушатели могли сделать поправку на погрешность. Клянемся!!!

       Готовясь к написанию этого эссе, я заготовила множество цитат из совершенно различных источников. Но сейчас мне не хочется вплетать их в текст, потому что я не планировала писать толстую книгу (ее трудно будет издать и никто не станет читать). Поэтому я просто поделюсь содержанием своей записной книжки. И хотя записная книжка какой-никакой документ, официально заявляю -- сам подбор цитат и источников злонамеренно субъективен. Вот, пожалуйста, Белинский:

       " Положите немца в тиски, -- ему в них будет хорошо, если он поймет их механизм и переведет их значение на язык науки".

       " Большей части людей легче понять непонятное ему, чем сознаться в своей неспособности понимать".

       " убеждение и истина -- не одно и то же"

       "титло патриота дается гражданину народом и историей, а не самозванством"

       " ограниченность так часто соединяется с добродушной честностью -- по крайней мере, до тех пор, пока не раздразнят, умышленно или неумышленно, ее мелкого самолюбия"

       " Врагами нового таланта являются даже и умные люди, которые уже столько прожили на белом свете и так утвердились в известном образе мыслей, что уж в новом свете истины поневоле видят лишь помрачение истины"

       "Теперь никто не признает великим полководцем того, кто не одержал ни одной победы, ни великим писателем -- того, кто за бедностию человеческого языка, не сказал того, что силился сказать"

       "борьба, какая бы она ни была, редко носит имя того дела, за которое она возникла, и это имя, равно как и значение этого дела, почти всегда узнаются уже тогда, как борьба закончится"

       "вообще об ограниченных людях с убеждениями можно составить целую книгу, которая была бы интересным психологически сочинением".

       Надо сказать, Белинский, как всегда, угадал. Книга была написана Набоковым. Это роман "Дар". Некий Федор Годунов-Чердынский, разумеется, аристократ и сын известного ученого энтомолога, по некоторым весьма позорным и анафемным для русской интеллигенции причинам вынужден эмигрировать в Германию.Там он опять-таки попадает в среду русской интеллигенции. Графоманы всех карточных мастей и политических расцветок смыкают вокруг него свое кольцо. Среди них -- чета Чернышевских (их зовут Александр Яковлевич и Александра Яковлевна). Александр Яковлевич пристает к Годунову-Чердынскому с просьбой написать книгу о Чернышевском. Тот выполняет его просьбу. Далее следует текст биографии Чернышевского, затем смачно показано, как на это реагирует общественность. Всего этого я могла бы не писать, потому что мои читатели -- люди интеллигентные, отлично знакомые с творчеством Набокова. Но я позволю себе еще и несколько цитат, живописующих психолгию разночинца.

       "у этого рассудительного юноши, который, не забудем, печется лишь о благе всего человечества, глаза как у крота, а белые, слепые руки движутся в другой плоскости, нежели его плошавшая, но упрямая и мускулистая мысль"

       "в этой смеси невежественности и рассудительности, уже сказывается тот едва уловимый, но роковой изъян, который позже придавал его выступлениям как бы оттенок шарлатанства; оттенок мнимый, ибо не забудем: человек -- прямой и твердый, как дубовый ствол"

       "к какому бы предмету он ни прикасался, и -- исподволь, с язвительнейшей неизбежностью, вскрывалось нечто совершенно противное его понятию о нем. Он, скажем, за синтез, за силу тяготения, за живую связь..., а вот готовится ему ответ: распад, одиночество, отчуждение. Он проповедует основательность, толковость во всем, -- а точно по чьему-то издевательскому зазыву, его судьбу облепляют оболтусы, сумасброды, безумцы. За все ему воздается "отрицательной сторицей"... за все его лягает собственная диалектика, за все мстят ему боги: за трезвый взгляд на отвлеченные розы, за добро в беллетристическом порядке, за веру в познание, -- и какие неожиданные, какие хитрые формы принимает это возмездие!"

       "был, кстати, нечистоплотен, неряшлив, при этом грубовато возмужал, а тут еще дурной стол, постоянные колики, да неравная борьба с плотью, кончавшаяся тайным компромиссом, -- так что вид он имел хилый, глаза потухли, и от отроческой красоты ничего не осталось, разве лишь выражение чудной какой-то беспомощности, бегло озарявшее его черты, когда человек, им чтимый, обходился с ним хорошо... сам же не сомневался в своей привлекательности, мирясь с мыслью о ней, но дичась зеркал"

       "Недоброжелатели мистического толка говорили о "прелести" Чернышевского, о его физическом сходстве с бесом"

       ""выкатилось три слезы" -- с характерной точностью заносит он в дневник, -- и мимоходом читатель мучится невольной мыслью, может ли число слез быть нечетным, или это только парность их источников заставляет нас требовать чета?"

       "В студентском дневнике найдется такой пример расчетливости: напечатать фальшивый манифест ( об отмене рекрутства), чтобы обманом раззадорить мужиков"

       "Бил стаканы, все пачкал, все портил: любовь к вещественности без взаимности. Впоследствии, на каторге, он оказался не только неспособен к какому-либо специальному каторжному труду, но и вообще прославился неумением что-либо делать своими руками (при этом постоянно лез помогать ближнему: "да не суйтесь не в свое дело, стержень добродетели", грубовато говаривали ссыльные)"

       "дуализм эстетики мониста Чернышевского, -- форма и содержание, с приматом содержания, -- причем именно форма играет роль души, а содержание роль тела; и путаница усугубляется тем, что эта "душа" составляется из механических частиц, так как Чернышевский полагал, что ценность произведения есть понятие не качества, а количества"

       "подобно большинству революционеров был совершенный буржуа в своих художественных и научных вкусах, приходил в бешенство от "возведения сапог в квадраты", от "извлечения кубических корней из голенищ""

       ""Общий интерес" он понимал, однако, по-своему: исходил из мысли, что больше всего читателя интересует "производительность""

       "Ему было решительно наплевать на мнения специалистов, и он не видел беды в незнании подробностей разбираемого предмета: подробности были для него лишь аристократическим элементом в государстве наших общих понятий"

       "Зато никогда не страдал головной болью и наивно гордился этим, как признаком здравого ума"

       "Именем Добролюбова, особенно потом, в связи с его смертью, Чернышевский орудовал весьма умело "в порядке революционной тактики".

       Вот ничтожная часть того, что было мной энергично отчеркнуто карандашом в судороге ненависти и переписано в записную книжку. Так хотелось собрать всю эту шушеру воедино и свернуть шею получившейся ехидне, пусть даже в составе этой бестии окажусь я сама и мои близкие люди! А потом я задала себе вопрос: люблю ли я народ? Ответ был, как вы догадываетесь, отрицательный. Хорошо, продолжила я автоинтервью, а люблю ли я богему? Ответа не было вообще, настолько он был очевиден. Кого же я люблю, может быть, военных? Или бюрократию? Или, боже упаси, каких-нибудь бомжей? Поставим вопрос глобальней: люблю ли я человечество? -- Нет! Потому, что если окажется, что я люблю человечество, то я социально опасна. И к тому же, это бы значило, что я -- единомышленник интеллигенции, чего мне, как человеку для общества не потерянному, хотелось бы избежать. Нет, определенно, с моей стороны обществу нечего ждать социальных потрясений и демографических взрывов. Опять вспомнился феномен крысиного царя. И подумалось, а что, если интеллигенция -- тот самый хищник, который не дает человечеству расплодиться и заполонить собой всю земную поверхность? Всеми путями -- созданием ядерного оружия, выведением нового вируса, изобретением нового лекарства или новой идеологии. Она с удовольствием подавит мятеж против своей власти в прямом смысле, сев на него алмазным основанием Лапуты. А власть, если вы не заметили, она уже давно захватила во всех странах демократии. Причем, первейшая жертва интеллигенции -- это отдельно взятый интеллигент. Поэтому нам с вами, дорогие мои читатели, не имеет смысла становиться под эти знамена. Это не гарантирует нам ни участия в управлении Вселенной, ни личной безопасности. И тем более, нам не следует бить врага его же оружием --т.е. "призывать к ответу" и "требовать отчета перед обществом". Это опасно и совершенно бесполезно. Супермощный эгрегор интеллигенции настолько напитан кровью погибших за правду, что нас, дорогие мои читатели, даже если соберемся все вместе, он тут же раздавит и утилизирует. Никакой летающий остров для этого пустячка и гонять не придется.

       Уж что другое, а отчитываться перед обществом интеллигенция умеет и любит. Более того, она, как эгрегор, уверена, что общество в неоплатном долгу перед нею. И если судить с ее колокольни, она более чем права. Как безмятежный ловелас, который, во всем блеске красноречия, пытается "склонить подругу, наконец, принять такое пустяковое решенье", совершенно прав с биологической точки зрения. Вот посмотрите, какое сказочное нахальство проявляет замечательный и, в общем, честный философ Лосев в своей работе "Об интеллигентности":

       "Ясно, что интеллигентность есть функция личности, возникающая только в связи с той или иной идеологией. Такой термин редко употребляется в характеристиках того, что такое интеллигентность. Обычно это заменяется употреблением тех или иных частных и более или менее случайных признаков. Говорят, например, что интеллигентный человек -- это умный, начитанный, добрый(!) и внимательный к другим людям(!), вежливый(!), услужливый(!!!), симпатичный(!?), живущий своей особой внутренней жизнью, помогающий людям в их добрых делах и в их бедах, надежный(??), бескорыстный, духовно благородный, широкий в своих взглядах (?!), неэгоист и т.д."

       Прямо дедушка Ленин какой-то... Примечательно, что все эти восточные комплименты интеллигенты говорят сами себе, т.к. народ их традиционно не любит. Впрочем, не только не любит, но и связываться боится, потому что не понимает, "чс" этой самой доброй и бескорыстной интеллигенции от него, несчастного народа, "надоть". Потому и безмолвствует, слыша, например, такое:

       " Идеология интеллигентности возникает сама собой и неизвестно откуда; и действует она, сама не понимая своих действий; и преследует она цели общечеловеческого благоденствия, часто не имея об этом никакого понятия"

       "У интеллигента рука сама собой тянется к тому, чтобы вырвать сорную траву в прекрасном саду человеческой жизни"

       "Для этого интеллигенту не нужно даже много размышлять"

       "Поэтому интеллигентность существует только там, где есть вооруженность против всякого рода природных, общественных и исторических несовершенств"

       "И притом интеллигентность не есть только вооруженность, но и готовность вступить в бой. А чтобы вступить в бой, надо ориентироваться в общественно-исторической обстановке (прим. Чуп.: ну, слава Богу, все-таки надо!). Но так как подобная ориентация требует уже критического подхода к действительности, то интеллигентность свойственна только такому человеку, который является критически мыслящим общественником. Интеллигент, который не является критически мыслящим общественником, глуп, не умеет проявить свою интеллигентность, то есть перестает быть интеллигентом".

       Вот он -- момент истины: шляпы и очки сорваны! Перед нами декларация раковых клеток, "Марсельеза" гусениц: "Ах, какое наслажденье -- портить лесонасажденья!". Не существует той самой "хорошей", "истинной" интеллигенции, ради которой мы прощали кровавые шалости исторически сложившейся, "зарвавшейся" и "ошибавшейся". Вера в добрую интеллигенцию еще абсурднее, чем вера в доброго царя. Идеология интеллигенции зиждется на сатанинской уверенности в мировой несправедливости. И среда ее обитания, ее, так сказать, экология -- зло, несправедливость, распад. Как рыба без воды, как младенец без материного молока, как Глеб Жеглов без Кости Сапрыкина, интеллигенция не может существовать в условиях гармоничного мира, о чем она сама простодушно и пафосно заявляет. Так давайте впредь исходить из того, что мир справедлив. Давайте поклянемся никогда не подвергать этот религиозный факт сомнению. Клянемся!!!

       Итак, нам остается лишь не противиться злу (точнее -- "добру") насилием и растворить негодование в благостной молитве. Но свою гадостную интеллигентскую породу мы не сможем обуздать покаянием. Она до самой нашей смерти будет в нас "вооружаться против зла". Единственное, что может каждый из нас сделать, чтобы не участвовать в этом выспреннем позорище,-- найти и обезвредить интеллигента внутри себя. Нет, не убить (он, вечный мученик за правду, лишь того и жаждет), а просто и убежденно сказать ему ничем не аргументированное заклинание: "Тень, знай свое место!" и отключить микрофон.

http://v1.anekdot.ru/salon/esse/chuprina.html